Яношик часто нападал на возы с дукатами, что чеканились в Кремнице и доставлялись в королевскую казну. Он либо сам сопровождал эти возы, чтобы из королевского добра ничего не пропало из-за слабости и робости охраны, либо отбирал у нее талеры, дукаты и приказывал ссыпать их в ямы да пещеры под скалами, чтобы они не попали никому в руки — ни господам, ни разбойникам.
Нет деревни, где бы под какой-нибудь скалой не был скрыт Яношиков клад. А в лесах сложены его сокровища, до которых ни один человек не доберется, — разве только тот, кто сам равен Яношику.
Самыми близкими помощниками Яношика были удальцы по прозванию: Суровец, Ильчин, Адамчик, Грайнога, Потучик, Угорчик, Гарай, Тарко, Муха, Дьюрица и Гайдашик, большой мастер на волынке играть.
Носили они зеленые рубахи с кушаком, серые порты, ременные лапти с черными завязками и невысокие остроконечные шапки. Оружием их были самострелы и топоры.
Поймали Яношика в Липтовском комитате, да не в лесу, на воле, — там его взять не могли, — а зимой, в избе. И то насилу справились. Так и дали бы уйти, если бы старуха с печи жандармам не крикнула:
— Насыпьте ему гороху под ноги!
Рассыпали они горох по полу, Яношик поскользнулся, они и связали его. А ноги цепью ему сковали. Только он ту цепь сорвал, схватил ее и давай ею жандармов хлестать. Много их переранил и совсем ушел бы, если б старуха опять не крикнула:
— Надо ему ременный пояс перерезать!
Перерезали ему пояс, — тут вся сила Яношикова и пропала. После того связали они Яношика и стали его пытать, а потом повесили за ребро на крюк.
Провисел Яношик два дня; на третий король указ прислал, что ежели Яношик ему служить будет и целый полк с собой приведет, то Яношику жизнь оставить. Да только указ тот поздно пришел: Яношик был уже весь изувеченный. Жить калекой он не захотел.
— Коли вы меня сварили, — говорит, — так и лопайте!
Шел Яношик на казнь — над палачами своими смеялся. А виселицу завидел — песню запел, дразня их богатством своим утаенным:
И повесили Яношика за то, что он товарищей своих выдать не захотел и ничего судьям о своих кладах рассказывать не стал.
На горе Вепре в скале хранится огромный Яношиков клад. Сторожит его черный пес с огненными глазами. Каждый год в день святого Яна, скала раскрывается с ужасным грохотом, словно рушится подземный свод: из трещины вырывается страшная молния, и потом можно войти внутрь. Вошел раз туда чабан Мартин Смречок, за которого богатый хозяин дочь свою Анчу не хотел выдавать, потому что Мартин бедный был. В пещере он увидал бочки с золотом и серебром и страшного черного пса, у которого из глаз так и сыпались искры.
Мартин испугался и хотел вернуться, но тут к нему подошел человек, весь белый, как лилия, с огненным взглядом: это был дух Яношика. Он сказал Мартину, чтобы тот взял себе денег сколько хочет, но только чтобы делал на них добро и бедным помогал. И коли еще понадобится, — пусть опять приходит, только один.
После этого черный пес исчез, и Мартин набрал себе столько денег, сколько мог унести. Поблагодарил духа, вышел из пещеры, и она тотчас с грохотом закрылась. Разбогател Мартин и женился на Анче. Стала она мужа спрашивать, откуда у него деньги. Наконец добилась: он сказал ей, что они из Яношикова клада. В ночь на святого Яна стала жена мужа уговаривать, чтобы он ее с собой взял. В полночь скала открылась; оба вошли, но только хотели денег набрать, как вдруг земля заколебалась, растворилась, и клад пропал. А из расщелины пахнуло серой, и появилось белое пламя. Мартин и Анча пустились бежать, чтобы не задохнуться. Так домой и вернулись с пустым мешком. И с тех пор о Яношиковом кладе помину нет.
Заколдованный лес
Жила в небольшом домике бедная вдова с двумя сыновьями, и были они у нее друг на друга похожи, как две капли воды: родная мать с трудом различала их. Братья жили душа в душу, а мать не рассталась бы с ними ни за что на свете. Так шел год за годом, и всем троим было хорошо.
Но вот парни выросли и увидали, что другие уходят на чужую сторону счастья искать; потянуло и их из дому. И сказали они матери, что хотят посмотреть, как на чужой стороне живется. Ей это было не по душе.
— Ах, — говорит она, — разве вам дома плохо, что в чужие края захотелось? Кто знает, что может там с вами приключиться. Лучше сидите дома и меня одну не оставляйте.
Но все уговоры ни к чему не привели: что они себе в голову забрали, на том и уперлись. Бедная мать день и ночь плакала, все углы в избе слезами залила.
— Милая мама, — утешали ее сыновья, — не плачьте и не бойтесь за нас. Ведь не первые мы на чужую сторону уходим. Через три года опять тут будем. А что вам на это время понадобится, мы все заранее приготовим.