Словенская новелла XX века в переводах Майи Рыжовой

После каждого неожиданного шума тишина в комнате становилась еще страшнее, словно всякий раз угасал огонек и непроглядная тьма вокруг наполнялась новыми зловещими тенями…

Надежда была упрямой — человек, лежащий в гробу, был еще жив, он был жив и стучался в крышку гроба.

— Хоть бы скорей пришла мама! — просила Тончка.

— Хоть бы зажегся свет!

Ана обеими руками схватилась за голову, но, почувствовав на висках свои руки, испугалась, вспомнив, что мать точно так же хваталась за голову, стоя у кровати или сидя за столом.

— Разденьтесь и спите, раз уж нет света, а когда уснете, придет мама… может быть…

Ана сказала «может быть», и сердце ее мучительно сжалось — она опять облекла в слова страшную и беспредельно скорбную мысль.

Тине приподнялся на постели.

— Никогда уже не придет мама! Никогда!

В этот миг без шума отворились двери — открывались они медленно, пока не распахнулись настежь. Но на пороге никого не было. И так же, как и открылись, они стали медленно и бесшумно закрываться. Налетевший с улицы ветер раскрыл окно…

На лестнице послышались шаги…

Наверх, на второй этаж! Женский голос воскликнул:

— О Иисус, о Пресвятая Мария!

— Правильно сделала! — проворчал грубый мужской голос. Шаги приближались, за дверью показался свет. Двое мужчин, склонившись, несли что-то белое…

Дети крепко обнялись, крик замер в горле, в широко открытых глазах застыл неведомый ужас.

Святой Иоанн в селе Бильки

Когда сквозь оконце грез мне привидится дальняя родина, в сердце мое словно кто-то выплеснет наполненный горечью ковш; всякий раз передо мной предстает и село Бильки — высокая, стройная колокольня у подножья горы, белые горделивые дома в окружении пышных садов, плодородные поля и поросшие сочной травой луга, простирающиеся вплоть до болота.

Среди набожных словенских сел Бильки, несомненно, самое благочестивое и добродетельное. Никакая сила на свете не в состоянии поколебать эту истину, если бы даже нашелся такой нечестивый безбожник, который дерзнул бы посягнуть на нее.

Безусловно, Бильки — самый благочестивый и добродетельный церковный приход, и в то же время нет другого такого прихода, которому ради своего благочестия довелось бы претерпеть столько мытарств и напастей, недаром старинная поговорка гласит: чем дороже хранимое сокровище, тем больше и заботы о нем.

Был в Бильках священник, еще при жизни его следовало бы причислить к лику святых. Он был очень худ и бледен, ибо жил, можно сказать, одной молитвой, постом да покаянием. Куда бы он ни пошел, где бы ни повстречался людям, он вечно был погружен в благочестивые размышления. Разговоров о мирских делах не любил, каждое его слово служило Небу, указывая путь к спасению. Проповедовал он так благостно и задушевно, что любой грешник наверняка расплакался бы навзрыд, да только в Бильках грешников не было.

Прихожане любой другой церкви на коленях благодарили бы Бога за то, что ниспослал им такого апостола. Но бильчане по праву чувствовали себя обиженными. К обедне они не ходили, проповедей не слушали, даже исповедь и причастие были у них не в чести.

Они говорили:

— Неужто мы так согрешили перед Богом и церковной властью, что нам нужен святой для обращения нас на путь истинный? Посылали бы святых угодников в другие села, где они более к месту! Не желаем, чтобы нас учили благочестию; и потом, еще вопрос, насколько подлинна его святость, может, это одно притворство или гордыня!

И в глаза, и за глаза говорили священнику такие слова, но он принимал их со смирением в сердце, даже не вздохнул ни разу, только все горячее молился и проповеди его становились еще благостней и задушевней. Такое поведение вконец разозлило прихожан.

— Он потешается над нами! — сказали они. — Прикидывается святым угодником, чтобы принизить наше благочестие! Его святость — греховное надругательство!

Церковь совсем опустела, даже старухи и ребятишки перестали в нее ходить, а мужчины решили:

— Пойдем к епископу и пожалуемся!

Отправились они к епископу и так ему сказали:

— Прислали вы нам священника, а он невесть что — не человек и не святой! Так похваляется своей святостью, что это скорей богохульство, а не пример для прихожан. От превеликой гордыни он даже в чистейшем глазу находит сучок. Утешает там, где утешения не надо, жалеет тех, за кого нужно радоваться, вздыхает, когда в пору веселиться. В каждом его слове, каждом взгляде и поступке только одна проповедь: смотрите на меня, берите пример с меня и бейте себя в грудь, грешники! Если он и вправду святой, пошлите его к настоящим грешникам, а если притворщик, накажите по заслугам.

Так говорили прихожане из села Бильки.

Епископу не хотелось обижать самое благочестивое и самое добродетельное село из всех словенских сел, и он направил святого угодника в захудалый церковный приход, где царил такой разврат, что и сам папа римский не смог бы наставить прихожан на путь праведный.