Словесники

– Ладно, не переживай, – сказал староста. – Да и не о том сейчас речь… Тут видишь что… В общем, ты уж не серчай, а поначалу я на тебя думал. Ну, что это ты ее словам учишь…

– Это насчет двух горбов? – хмуро переспросил Радим. – Сам сегодня в первый раз услышал…

Староста переступил с ноги на ногу – как будто стоя спотыкнулся.

– Два горба… – повторил он с недоброй усмешкой. – Что два горба! Она вон Кикиморе пожелала, чтоб у той язык к пятке присох.

Радим заморгал. Услышанное было настолько чудовищно, что он даже не сразу поверил.

– Что?! – выговорил он наконец.

– Язык к пятке! – раздельно повторил староста. – Присох! Уж на что Кикимору ненавидят, а тут все за нее вступились. Суетятся, галдят, а сделать ничего не могут… Глагола-то «отсохнуть» никто не знает! Хорошо хоть я вовремя подоспел – выручил…

Радим оторопело обвел взглядом рыночную площадь. Кикиморы нигде видно не было. Торговки смотрели на них во все глаза, видимо, догадываясь, о чем разговор. Староста вздохнул.

– Был сейчас у Тихони…

– У Тихони? – беспомощно переспросил Радим. – И что он?

– Ну ты ж его знаешь, Тихоню-то… – Староста поморщился. – Нет, говорит, никогда такого даже и не слыхивал, но, говорит, не иначе из прежних времен пожелание… Будто без него непонятно было! – Староста сплюнул.

– Сам-то что думаешь? – тихо спросил Радим. – Кто ее учит?

Глава словесников неопределенно повел торчащим плечом.

– Родители могли научить…

– Лава – сирота, – напомнил Радим.

– Вот то-то и оно, – Раздумчиво отозвался староста. – Родители померли рано… А с чего, спрашивается? Стало быть, со всеми соседями ухитрились поссориться. А словечки, стало быть, дочери в наследство…

Радим подумал.

– Да нет, – решительно сказал он. – Что ж она, мне бы их не открыла?

Староста как-то жалостливо посмотрел на Радима и со вздохом почесал в плешивом затылке.

– Ну тогда думай сам, – сказал он. – Словесники научить не могли? Не могли. Потому что сами таких слов не знают. Родители, ты говоришь, тоже… Тогда, стало быть, кто-то ей семейные секреты выдает, не иначе. Причем по глупости выдает, по молодости… Ты уж прости меня, старика, но там вокруг нее случаем никто не вьется, а? Ну, из ухажеров то есть… – Староста замолчал, встревоженно глядя на Радима.

Радим был недвижен и страшен.

– Пятками вперед пущу! – сдавленно выговорил он наконец.

– Тихо ты! – цыкнул староста. – Не дай Бог подслушают!..

Радим шваркнул корзину оземь и, поскользнувшись на разбившейся помидорине, ринулся к дому. Староста торопливо заковылял следом.

* * *

Лава испуганно ахнула, когда тяжело дышащий Радим появился на пороге и, заглянув во все углы, повернулся к ней.

– Говори, – хрипло приказал он. – Про два горба… про язык к пятке… откуда взяла? Сама придумала?

Лава заплакала.

– Говори!

– Нет… – Подняла на секунду глаза и, увидев беспощадное лицо мужа, еще раз ахнула и уткнулась лицом в ладони.

– От кого ты это услышала? – гремел Радим. – Кто тебе это сказал? Я же все равно узнаю!..

Лава отняла пальцы от глаз и вдруг, сжав кулаки, двинулась на супруга.

– А ты… Ты… Ты даже защитить меня не мог! Надо мной все издеваются, а ты…

– Постой! – приказал сквозь зубы Радим, и Лава застыла на месте. – Рассказывай по порядку!

Лицо у Лавы снова стало испуганным.

– Говори!!

И она заговорила, торопясь и всхлипывая:

– Ты… ты сам рассказывал… что раньше все были как словесники… только ничего не исполнялось… Я тебя просила: научи меня словам, тогда Кикимора испугается и не будет меня ругать… А ты!.. Ты!..

Радим закрыл глаза. Горбатый пол шатнулся под его босыми ступнями. Догадка была чудовищна.

– Лава… – выдохнул он в страхе. – Ты что же, вызвала кого-то из прежних времен?!

– Да!.. – выкрикнула она.

– И они… говорят на нашем языке? – еле вымолвил обомлевший Радим.

– Нет! Но я ему сказала: говори по-человечески…

Радим помаленьку оживал. Сначала задергалась щека, потом раздулись ноздри, и наконец обезумевший от ревности словесник шагнул к жене.

– У тебя с ним… – прохрипел он, – было что-нибудь? Было?

Лава запрокинула залитое слезами лицо.

– Почему меня всё время мучают! – отчаянно закричала она. – Коля! Коля! Приди, хоть ты меня защити!..

Радим отпрянул. Посреди хижины из воздуха возник крепкий детина с глуповато отвешенной нижней губой, одетый странно и ярко.

– Ну ты вообще уже, – укоризненно сказал он Лаве. – Хоть бы предупреждала, в натуре…

Трудно сказать, что именно подвело такого опытного словесника, как Радим. Разумеется, следовало немедля пустить в ход повелительное наклонение и отправить страшного гостя обратно, в прошлое. Но, то ли пораженный внезапным осуществлением мрачных фантазий о словесном поединке с человеком из прежних времен, то ли под впечатлением произнесенных соперником жутких и загадочных слов (кажется, впрочем, безвредных), мастер словесности, как это ни прискорбно, растерялся.

– Чтоб тебе… Чтоб… – забормотал он, отступая, и детина наконец обратил на него внимание.

– А-а… – понимающе протянул он с угрозой. – Так это, значит, ты на нее хвост подымаешь?