Словесное древо

Уведомляю Вас, что книги я получил, за что очень благодарен. Пуще прежнего и

больше всех других нравятся в них только Ваши произведения: «Ночная молитва»,

«Так окрыленно, так напевно», «Я вам поведал неземное», «Искушение», «Сын и мать»

и «Король на площади». А насчет опубликованного письма не беспокойтесь, я не то

чтобы разобиделся, а просто что-то на душе неловко: не договорил ли я чего, или

переговорил, или просто не по чину мне битым быть. От Миролюбова я получил

письмо, просит написать ему что-нибудь показать французским друзьям, а переслать

ему письмо нет никакой возможности, кроме как через Вас, потому что уж больно

любопытно будет на почте да и многим другим — какие такие дела я с заграницей

имею - человек-то я больно не форсистый, прямо подозрительно для знающих меня.

Письмо Миролюбов велел послать «заказным». Прошу Вас, будьте добры, перешлите,

не задерживая, эти стихи по адресу: Франция. Париж. France. Paris. Poste restante. V. S.

Mi-rolubov. Заказное.

Об отправлении по этому адресу — пожалуйста, не задержите уведомлением. Я

буду ждать с нетерпением — больно хочется слышать что-нибудь от Виктора

Сергеевича — на Вас надежда, не откажите.

112

Вам я тоже посылал заказное письмо со стихами — напишите, будут ли они

помещены в какой-либо журнал. Теперь мне вовсе писать некогда стихов, сенокос, - у

народа нужда.

Оставайтесь с Богом. Кланяюсь Вам — не забывайте меня.

Н. Клюев.

Адрес старый: Олонецкая губ<ерния>, Вытегорский у<езд>, ст<анция>

Мариинская, дер<евня> Желвачёва.

Извините за беспокойство. Письмо пошлите заказным. Нравятся ли Вам

посылаемые Миролюбову стихотворения?

13. А. А. БЛОКУ

J сентября 1908 г. Дер. Желвагёва Дорогой Александр Александрович!

Что слышно про мои стихи из «Золотого руна», собираюсь вскорости прислать Вам

еще много. Простите, что утруждаю Вас, напишите мне, что и как?

Напишите, как Вам нравится эта статья? Меня она очень заботит. О получении

этого письма тоже прошу известить вскорости.

Середина сентября 1908 г. Дер. Желвагёва

Здравствуйте, дорогой Александр Александрович. Много Вам кланяюсь и желаю от

Господа — блага и Духа-осенителя — мира душевного. Воспевать красоту наружную -

не обходя незримого, в мудрейшей воле пребывающего. 1 сентября послал Вам письмо

для В<иктора> С<ергеевича> М<иролюбова> и со страхом и трепетом дожидаю, что он

скажет. Не хотелось бы мне брать на себя ничего подобного, так я чувствую себя

лживым, порочным - не могущим и не достойным говорить от народа. Одно только и

утешает меня, что черпаю я всё из души моей, - всё, о чем я плачу и воздыхаю, и всегда

стараюсь руководиться только сердцем, не надеясь на убогий свой разум-обольститель.

Всегда стою на часах души моей и если что и лгу, то лгу бессознательно — по

несовершенству и греховности своим. О, простите меня, все дорогие мои! Я не

виноват, виновен кто-то другой от меня. Простите за утруждение, сообщите, какие из

этих стихов годны. Некоторые я, кажется, уже посылал Вам, теперь - в переделанном

виде. Что слышно из «Золотого руна» и какие три сти-хот<ворения> Вы послали в

него? Жадно, нетерпеливо жду ответ!

Еще раз — мир Вам.

Адрес прежний.

Любящий Вас Н. Клюев.

15. А. А. БЛОКУ

30 сентября 1908 г. Дер. Желвагёва

Получил Ваше письмо и книгу «Земля в снегу», благодарю Вас, что не забываете —

подробно отпишу, как только получу Ваш ответ на второе после «рукописи» письмо со

стихами. Сейчас ухожу и когда приду — тогда напишу. Думаю — прошу Вас — не

забывать меня.

Мир Вам. Н. Клюев.

Возвращусь я скоро.

16. А. А. БЛОКУ

Конец октября 1908 г. Дер. Желвагёва

Дорогой Александр Александрович, тронут Вашей добротой ко мне, благодарен за

присланную книгу «Земля в снегу»; красивая книга, прекрасны заглавие и внешность

ее; но я очень стесняюсь много говорить про нее. Вы ведь сами человек образованный,

имеете людей, понимающих искусство и творящих прекрасное, но что по-ихне-му

неоспоримо хорошо, то по-моему, быть может, безобразно и наоборот. Взгляды на

красоту больно заплевывать, обидно и горько, может, и Вам выслушивать несогласное с

этими взглядами. Если я читал Вашу «Нечаянную Радость» и, поняв ее по-своему,

113

писал Вам про нее кой-что хорошее, то из этого еще не значит, что я верно определю и

«Земля в снегу». До «Нечаянной Радости» я не читал лучшего, а потому и прельстился

ею, как полустертой плитой, покрытой пестрыми письменами, затейливо фигурными

знаками далекой, незнаемой руки, в которых нужно разбираться с тихостью сердца и с

негордостью духа. Я не умею читать книгу с пеной у рта и если вижу в написанном

много личной гордости, самомнения, то всегда смотрю на это, как путник на развалины

Ниневии: «Вот, мол, было царство и величие и слава, а стал песок попираемый».

«Нечаянная Радость» веет тихой мудростью, иногда грешной, и, видимо, присущей

Вам острой страстью, умно прикрытой рыцарским обожанием «к прекрасной», кой-где

сытым, комнатным благодушием, чаще городом, где идешь, и всё мимолетно, где глухо

и преступно, где господином чувствует себя только богач, а несчастных, просящих

хлеба, никому не жаль, изредка — самомнительным, грубо-балаганным фокусом. «Не-