– Едва ли. – Онория вытянула руку, чтобы отыскать ладонь Маркуса. Она переплела свои пальцы с его пальцами и крепко сжала. – У тебя жуткая рана на ноге. Мы пытаемся её очистить от гноя. Будет больно. Боюсь, очень больно, но это нужно сделать.
Он слабо кивнул.
Онория посмотрела на миссис Уэзерби:
– У нас есть лауданум? Возможно, мы дадим ему немного, пока он в состоянии его проглотить?
– Думаю, есть, – сказала экономка. Она не переставала ломать руки с тех пор, как пришла с горячей водой и полотенцами. Кажется, она почувствовала облегчение от того, что ей нашлось дело. – Я могу пойти искать лауданум прямо сейчас. Он может находиться лишь в одном месте.
– Хорошая идея, – одобрила леди Уинстед. Тут она остановилась и подошла к изголовью кровати. – Ты слышишь меня, Маркус?
Маркус ответил слабым движением подбородка.
– Ты серьёзно болен, – сказала она.
Он улыбнулся.
– Да, да, – проговорила леди Уинстед с ответной улыбкой. – Это очевидный факт. Но ты поправишься, уверяю тебя. Поначалу будет немного больно.
– Немного?
Онория ощутила, что ее дрожащие губы улыбаются. Невозможно поверить, что Маркус способен шутить в такой момент. Она так гордится им.
– Мы справимся, Маркус, – проговорила она и, и прежде чем поняла, что делает, наклонилась и поцеловала его в лоб.
Он повернулся к ней лицом, глаза его полностью открылись. Он дышал с трудом, и кожа его по-прежнему оставалось горячей. Но когда Онория посмотрела ему в глаза, она увидела его там, за болью, сквозь жар.
Он прежний Маркус, и она не позволит, чтобы с ним что-нибудь случилось.
Тридцать минут спустя Маркус снова уснул, чему способствовала порция лауданума. Онория села так, чтобы держать его за руку. Она продолжала беседовать с ним. Кажется, не имело значение, что именно она говорит, но она не единственная, кто заметил, что звук её голоса успокаивает больного.
Или она могла так надеяться. Поскольку в противном случае она была совершенно бесполезна. Чего она не смогла бы пережить.
– Думаю, мы почти закончили, – сказала она ему. Она искоса взглянула на мать, которая продолжала трудиться над ногой Маркуса. – Думаю, мы должны закончить. Представить не могу, что там что-то ещё осталось.
Но тут леди Уинстед испустила раздражённый вздох и откинулась назад, утирая лоб.
– Что такое? – спросила Онория.
Мать покачала головой и вернулась к работе, но уже через минуту снова отодвинулась:
– Я не вижу.
– Что? Но это же невозможно. – Онория задержала дыхание, стараясь успокоиться. – Просто наклонись ближе.
Леди Уинстед возразила:
– Не в этом дело. Точно так же как, когда я читаю. Мне приходится держать книгу подальше от глаз. Я… я не могу…
Она нетерпеливо вздохнула:
– Я просто вижу недостаточно хорошо. Особенно мелкие частицы.
– Я сделаю это, – произнесла Онория голосом более уверенным, чем она себя чувствовала.
Мать посмотрела на неё, но не удивилась:
– Это нелегко.
– Я знаю.
– Он может начать кричать.
– Он уже кричал, – ответила Онория. Но горло её сжалось, а сердце бешено заколотилось.
– Крики труднее слышать, когда ножницы в твоих руках, – тихо заметила мать.
Онории хотелось сказать нечто элегантное и героическое о том, насколько труднее будет, если Маркус умрёт, а она не сделает всё возможное для его спасения. Но не смогла. Слова остались у неё внутри, она не хотела тратить энергию на разговоры.
– Я смогу, – выговорила она.
Она посмотрела на Маркуса, который оставался привязанным к кровати. За последний час он стал из ярко-красного мертвенно-бледным. Это хороший признак? Она спрашивала у матери, но той тоже это было неизвестно.
– Я смогу, – повторила Онория, хотя мать уже передала ей ножницы. Леди Уинстед поднялась с кресла, и Онория села, глубоко вздохнув.
– Понемногу, – сказала она себе, разглядывая рану прежде, чем продолжить. Мать показала ей, как отличить омертвевшие участки, которые необходимо удалить. Она должна увидеть кусок и вырезать его. А затем найти следующий.
– Режь как можно ближе к здоровым участкам, – напутствовала её мать.
Онория кивнула, приближаясь ножницами к ране. Стиснув зубы, она начала резать.
Маркус застонал, но не проснулся.
– Очень хорошо, – тихо произнесла леди Уинстед.
Онория кивнула, смахивая слёзы. Как такая незначительная похвала могла вызвать в ней столь сильные эмоции?
– Внизу были участки, к которым я не смогла подобраться, – подсказала мать. – Я не видела края достаточно отчётливо.
– Я вижу, – мрачно отозвалась Онория. Она отрезала немного омертвевшей кожи, но в этом месте оставалась опухоль. Используя острый край лезвия, как это делала мать, она проткнула её, выпустив желтоватый гной. Маркус забился в своих путах, и она пробормотала извинение, но не остановилась. Она взяла полотенце и с силой нажала.
– Воды, пожалуйста.
Кто-то подал ей чашку воды, и она выплеснула её на рану, стараясь не слышать, как стонет Маркус. Вода была очень-очень горячей, но её мать клялась, что именно это спасло её отца много лет назад. Горячая вода дезинфицирует.
Онория молилась о том, чтобы мать оказалась права.