Слово

Французский профессор одарил гостя улыбкой.

— К счастью, очень-очень мало, поскольку нам нужно было сжечь его. Сомневаюсь, чтобы профессор Монти отдал бы нам больше. Что касается древесного угля, то я могу работать с тремя граммами. Для дерева мне уже нужно около десяти граммов. Чтобы испытать находку профессора Монти, мне понадобилось пятнадцать граммов — около половины унции — пергамента и по двенадцать граммов от каждого папируса.

— И вы сожгли их? — спросил Ренделл, поднося свой диктофон поближе к ученому.

— Не сразу, — ответил на это Обер. — Для начала, каждый образец должен быть очищен, освобожден, химически и физически, от всяких следов внешнего углерода, который мог бы загрязнить образцы после того, как клетки оригинального вещества умерли.

— Вы имеете в виду загрязнения или заражения радиацией от испытаний атомных или водородных бомб?

— Нет, они не влияют на уже мертвую материю, — ответил на это Обер. — Я взял каждый из предоставленных профессором Монти образцов и тщательно очистил их, чтобы исключить чужеродные элементы, такие как корни, следы любых иных отложений, которые могли загрязнит их и повлиять на испытание. Сделав это, я сжег каждый образец пергамента и папируса в потоке кислорода, пока тот не превратился в золу. Угольная кислота, полученная из продуктов сгорания была очищена, высушена и введена в этот измерительный счетчик Гейгера. Счетчик имеет объем в один литр…

— Менее двух пинт?

— Правильно, — сказал профессор Обер. — Помимо всего, как вы уже могли заключить из того, как аппарат сделан, мы должны защититься от любой внешней радиации, которая может помешать исследованиям и дать не правильный отсчет, а следовательно — не правильную дату. Voilб… Мы поместили золу папируса и пергамента, предоставленного профессором Монти, в пробирки и начали наши испытания.

Увлеченный предметом исследований, профессор Обер пустился в подробнейшее описание процесса испытаний. Он говорил об усилительной цепочке, окружающей ртутный цилиндр, о том, как импульсы счетчика Гейгера смешиваются в противофазе с импульсами пропорционального счетчика, о космических лучах и о рентгеновском излучении…

Ренделл совершенно потерялся во всем этом, но слова Обера записывались на магнитной ленте, и Ренделл пообещал себе, что как только Лори Кук переведет их на бумагу, он сможет найти кого-нибудь в Амстердаме, кто объяснит их ему поподробнее.

— Ага, понимаю, — пробормотал он. — И как долго шли все испытания, профессор?

— Две недели. Но это все происходило почти шесть лет назад. Сейчас у нас имеется удивительно улучшенный счетчик, с помощью которого испытания можно было бы провести за один день. Тесты Монти же заняли две недели.

— И что же вы в конце концов узнали?

— Что мы можем датировать эти граммы пергамента и папирусов в диапазоне двадцати пяти лет от времени, их создания, когда ими воспользовались.

— И что же это были за даты?

— К счастью, я имел возможность сообщить профессору Монти, что измерения, проведенные на нашем аппарате, никак не отрицают датировку Пергамента Петрония на 30 год нашей эры, а Евангелия от Иакова — на 62 год нашей эры. Короче, я мог убедить профессора Монти, что наиболее современная аппаратура двадцатого века подтвердила факт — отметьте себе, мсье, факт — того, что пергамент мог происходить из того периода, когда Понтий Пилат вынес свой приговор Иисусу Христу, а папирусы могли происходить из времени, когда брат Иисуса еще был жив, чтобы иметь возможность записать истинную историю Мессии. Находки из Остиа Антика были по-настоящему аутентичными.

— Так что относительно них не осталось никаких вопросов? — удостоверился Ренделл.

— Совершенно никаких.

Ренделл выключил свой диктофон.

— То, что вы сделали и рассказали, профессор, поможет нам прорекламировать Международный Новый Завет по всему миру.

— Очень рад был сотрудничать. — Профессор Обер глянул на свои часы. — У меня тут поручение от моей супруги пригласить вас на ленч. Как вы насчет ленча, мсье Ренделл?

— Не хотелось бы навязываться…

— Никаких отказов. Мы еще поговорим. Мне самому это очень нравится.

— Благодарю вас. Кстати, я свободен до самого вечера, когда отправлюсь на поезде во Франкфурт.

— Ah, bon. Вы направляетесь на встречу с герром Хеннигом. Вы найдете его менее таинственным, чем был я. — Обер повел Ренделла к выходу из лаборатории. — Если вы не против, мы заскочим в Собор Парижской Богоматери, чтобы передать им результаты исследований по изображению Христа, которое я исследовал. А потом мы встретимся с мадам Обер в “Кафе де Клюни”. Нам будет весьма приятно перекусить с вами.

После этого в принадлежащей профессору Оберу самой последней модели “Ситроена” Ренделл пережил не самую приятную поездку: его ноги все время тормозили по полу на всем пути через Сену до собора Парижской Богоматери. Охранник, узнав Обера, сразу же указал им место для стоянки.

У главного, западного входа в собор Обер оставил Ренделла, сказав ему:

— Я буквально на минутку. Мне нужно лишь передать отчет одному священнику.