Слово

Ренделл решил не сообщать ей новость о своей неожиданной встрече с домине де Фроомом в “Эксельсиоре”, и о признании священника в том, что историческая находка ее отца может быть просто подделкой. Ему казалось, что нет смысла волновать Анжелу шокирующими признаниями голландца, тем более, что доказательств этому пока что еще не имелось.

— Так ты улетаешь в Амстердам утром? — спросила у него Анжела.

— Скорее всего, днем, где-то после полудня, — ответил он ей. — Появилась одно дело, которое хотелось бы сделать утром. Но для этого мне нужна твоя помощь. — Он замялся, но продолжил по возможности небрежно:

— Анжела, в тот день, когда с твоим отцом случился приступ, а точнее, потом, когда ты уже отвезла его в больницу, что случилось с его бумагами, всеми теми, что были у него на столе в университетском кабинете?

— Через неделю после того, как мы переправили отца на Виллу Беллависта, я с Клареттой отправилась в университет, к нему в кабинет — я до сих пор вспоминаю, насколько это было больно когда тот, кого ты так любил, сделался совершенно беспомощным и безнадежным — и мы собрали все бумаги с его стола и в кабинете и упаковали их в небольшие картонные ящики.

— И это все сохранилось?

— До последнего клочка бумажки. На случай, если отец когда-нибудь выздоровеет, хотя на это мало надежды, но как-то поддерживает нас. Правда, у нас не было никакого настроения все перебирать. Поэтому мы лишь заполнили ящики и перевезли их к нам домой, чтобы положить в шкаф. Все это до сих пор еще хранится в кладовой. С тех пор у меня все никак не лежало сердце пересмотреть эти документы.

— Могу понять, Анжела. Знаешь, а ты не будешь против, если я просмотрю их, особенно те, что лежали у твоего отца на столе? Как раз это я собирался сделать завтра утром до того, как покинуть Рим.

— Да нет, я не против. Там их не слишком-то и много. — Анжела сделала паузу. — Что ты ищешь, Стив?

— Видишь ли, поскольку твой отец не сможет участвовать в церемонии нашего дня объявления, я подумал, что можно будет найти какие-нибудь его заметки, чтобы произнести речь в Амстердаме от его имени.

Анжела успокоилась и была польщена.

— Прелестная идея. Вот только, утром меня не будет. Я пообещала сестре побыть с ее детьми. Конечно же, ты можешь меня обождать…

— Нет, — сразу же перебил он ее. — Будет лучше, если я уже не стану терять времени. Я же могу сделать это и сам, лишь бы меня кто-то впустил в дом.

— Я дам указания Лукреции. Это наша экономка, она всегда жила в нашей семье. Но остается еще одна проблема…

— Какая проблема, Анжела?

— Такая проблема, что ты не сможешь прочесть заметки моего отца. Да, он знал очень много языков, но собственные бумаги писал только по-итальянски. Я вот думаю, что если бы там была я… но ведь ты не желаешь никаких задержек, так? Все, я придумала — Лукреция поможет тебе переводить с итальянского на английский. Так что, если тебя что-то заинтересует, если что-то покажется важным, можешь спросить у нее. А можешь все забрать в Амстердам, где уже я смогу помочь тебе, когда возвращусь. Когда утром ты собираешься приехать?

— Часов десять подойдет?

— Отлично. Я скажу Лукреции, чтобы она тебя ждала и передала тебя картонный ящик с бумагами, взятыми с его рабочего стола. А папки ты не желаешь просмотреть?

— Что в них может быть?

— Распечатанные копии его лекций, тексты выступлений, опубликованные статьи.

— А как насчет личной переписки?

— Он все перебрал за пару недель до произошедшего с ним несчастья. Ему нужно было расчистить место, вот он и выкинул кучу бумаг. Но все остальное, что имеется в папках, в частности, его опубликованные статьи могут тебе помочь в работе.

— Вполне возможно. Вот только сейчас это может занять кучу времени. Может потом, уже после торжественного объявления, мы переберем эти материалы вместе.

— Буду только рада помочь тебе. Так что завтра ты хочешь пересмотреть только ящики?

— Правильно. Только то, что было у него на столе.

Повесив трубку после разговора с Анжелой, Ренделл сожалел о своей лжи. Но он понимал, что не может сказать, что он ищет на самом деле — во всяком случае, еще не теперь. Главным было одно: найти Роберта Лебруна.

Вчера, когда он слушал домине де Фроома, все складывалось вместе: Лебрун обретал черты реальности, а вместе с этим появлялась возможность найти его.

Доктор Вентури, сам того не желая, дал ему первую половину намека: что профессор Монти часто назначал свидания с различными людьми за пределами университета, и что в день, когда с ним случился приступ, он как раз вернулся со встречи с кем-то.

Домине де Фроом предоставил вторую половинку: что в этот роковой день профессор встречался именно с Робертом Лебруном.

Соединенные вместе, эти две половинки образовывали указание. Не совсем уверенное, основанное на слухах и совпадениях, но, все-таки, указание — единственное указание, способное привести к Лебруну, и к возможной правде.