Слово

– Это что за люди? – удивился Гудошников, потому что час назад заходил сюда и никого, кроме управляющего Солода и трех женщин-сотрудниц, не видел.

– Это моя семья, – забормотал управляющий. – Вы же позволили взять… Оккупация! Не под немцем же оставаться?

– А ты что здесь торчишь? – Гудошников подошел к парню. – Быстро во двор, грузить ящики!

– Это мой племянник! – вступился Солод. – Он больной, у него паховая грыжка… Гриша, сними брюки, покажи…

Парень начал расстегивать брюки. Присутствующие старухи, женщины и подростки смотрели на Гудошникова выжидательно и с надеждой.

– Я не врач! – отрезал Гудошников, чувствуя внезапный прилив озлобленности. – Живо во двор! Ящики таскать сможет!

– Иди, Гриша, иди, – Солод подтолкнул парня. – Тебе тяжелое нельзя поднимать, но ты иди! Велят – иди…

Парень оставил чемоданы и вышел. Гудошников осмотрел заколоченные ящики.

– Вы рассортировали что вывозить, а что закапывать здесь? – спросил он.

– Да-да, все готово, – пробормотал управляющий, показывая рукой. – Эти на эвакуацию, эти – прятать…

– Ящики уже погрузили, – сказал парень, возвращаясь. – Вас зовут…

Гудошников распорядился выносить упакованные документы во двор и ушел.

Немцы били неприцельно, из дальнобойных орудий, снаряды рвались на улицах, попадали в жилые дома. Город заметно опустел. Сновали изредка военные машины, какие-то люди закладывали окна некоторых зданий мешками с песком, кое-где мелькали гражданские с винтовками и санитары. Гудошников поторапливал шофера: в той стороне, где был вокзал, поднимались черные клубы дыма. Однако пришлось объезжать вкруговую, потому что некоторые улицы оказались заваленными грудами битого кирпича.

У вокзала горел состав с нефтью – и к путям было не подойти. Рвались цистерны, вздымая огненные шары и разбрызгивая горящие струи. Гудошников разыскал коменданта станции среди черных от копоти, бессильных что-либо сделать пожарников. Пока он ковылял к нему по шпалам и битому кирпичу, к коменданту подскочил какой-то майор.

– Почему вы не убрали состав с нефтью? – закричал майор. – Вам было приказано убрать!

– Разбило пути! – оправдывался комендант. – Вывести состав из тупика было невозможно…

– Где вагон для эвакуации архива? – Гудошников протолкался к коменданту. – Мне нужно грузить архив.

– Что вы меня хватаете? – вдруг заорал комендант, хотя его никто не хватал. – Там твой вагон! Там!

Кто-то из пожарных окатил их струей воды, Гудошников отпрянул. Там, куда указывал комендант, бушевало пламя…

– Давай назад, – скомандовал шоферу Гудошников.; – Пропал наш вагон…

Секретаря обкома Гудошников нашел примерно через час на товарной станции, где рабочие грузили станки и заводское оборудование.

– Вокзал бомбили, там пожар, – сказал Гудошников. – Наш вагон сгорел…

– Знаю, – бросил тот спокойно. – Составов больше нет, загружаем последний… Немцы прорываются к городу.

– У вас найдется один вагон в этом составе?

– Нет, не найдется, – сказал секретарь. – Часть оборудования приходится закапывать… Нет вагонов!

– Но нужно эвакуировать архив! – горячился Никита Евсеич. – Это наша история!

– А это – наше оружие! – секретарь указал на платформы, груженные станками. – Вы это понимаете?

– Понимаю…

Секретарь сел в машину, однако дверцу не захлопнул.

– Я вам пришлю еще грузовик и танкетку для охраны, – сказал он. – Постарайтесь взять только самое ценное. Уходить из города будете с воинской колонной, торопитесь…

Во дворе архива стояли горы ящиков. Нечего было и думать, что все это войдет в кузова двух грузовиков. Следовало еще раз сделать отбор, а остальное закапывать или все-таки жечь. Гудошников подошел к яме, выкопанной женщинами: по стенам ее медленно сочилась вода, и дно ямы уже было затоплено, Белоруссия, край болот… Что жечь, что закапывать в эту горькую землю – все равно… Гудошников подозвал Зою, показал на яму:

– Что будем делать?

– Не знаю… – тихо вымолвила она. – Как вы решите…

– Как решите! – передразнил Гудошников. – Ладно, часть архива надо жечь.

– Давайте жечь, – устало согласилась Зоя. – Не отдавать же врагам.

– А что? Что жечь, что закапывать?! – разозлился и закричал Гудошников. – Или вам все равно?

– Мне не все равно, – сказала Зоя. – Но куда мы их денем? Куда? Я уже смотрела… Искала… Хотела предложить вам замуровать что-нибудь в подвале, но везде сыро и крысы! Вот такие! Я их боюсь…

– Я тоже их боюсь, – сказал Гудошников. – Боюсь и ненавижу…

Она глянула на него с недоверием, хотела что-то спросить, но промолчала.

– Зоя, – успокоившись, сказал Гудошников. – Снимайте с машины ящики. Нужно оставить только исторические материалы и документы периода коллективизации. Остальное – в яму… Что не войдет в яму – выносите на середину двора…

Зоя понимающе кивнула. В этот момент в воздухе что-то прошелестело, и на соседней улице полыхнуло зарево взрыва.

– Это уже не дальнобойная, – определил Гудошников. – Это уже гаубицы садят.

– Что? – спросила Зоя.

– Заканчивать нужно скорее, вот что! – отрезал Гудошников и направился к управляющему госархивом, – Скоро должна подойти еще одна машина, будете грузиться. А сейчас все лишнее таскайте в яму.