Слово

«Они чувствуют себя хозяевами, – подумал Гудошников. – Их – трое, я – один, без ноги и без оружия, как им кажется… Потому и не обыскали как следует. Возможно, и не подозревают о маузере/Теперь надо незаметно достать его!»

– Чего с ним канитель разводить? – спросил казак. – Он мне зараз гутарить начнет…

Гудошников не ожидал удара. Вернее, ожидал, но не так скоро. Казак ударил его сапогом в лицо, отчего Никита упал на шинель, прикрыв животом маузер. Во рту стало сладко, онемели губы.

– Последний раз спрашиваю, – не теряя спокойствия, продолжал офицер. – Зачем вас черт понес сюда глядя на зиму, и к тому же инвалида?

Никита подсунул руку под шинель, однако резкий рывок отбросил его назад. «Что им надо? – мелькнуло в сознании. – Они знают уже, комиссар, хотя и бывший… Должны бы шлепнуть, а тянут… Что им надо?»

– Ефим! Раздень его! – приказал офицер и набросился на кудрявого, тем временем уписывающего хлеб:

– А ты чего сидишь? Помогай!

Вдвоем они прижали Никиту к полу и содрали одежду, оставив кальсоны. Он не сопротивлялся, боясь, что в борьбе кто-нибудь из них наступит на маузер, и тогда – конец… Он лишь сделал еще одну попытку достать его, но едва дотянулся до края шинели, как его схватили за руки, завернули их назад и связали веревкой.

«Теперь уж точно – все, – спокойно подумал Никита, решив, что его хотят расстрелять на улице. – Обидно и жалко, что не дотянулся до маузера с первой попытки! Теперь не достать…»

Однако его никуда не повели.

– Вы что-нибудь скажите, комиссар, – попросил офицер. – Меня интересует только цель вашего приезда. В мандате сказано, чтобы вам оказывать помощь и содействие. Может быть, я чем-либо помогу вам?

– Кончайте спектакль, – непослушными, распухшими враз губами проговорил Гудошников. – Глупо, глупо все…

– Кончим, вы не волнуйтесь, – заверил офицер. – Спектакль только начинается, и есть возможность закончить его не так трагически. Разумеется, для вас… Может быть, вы прежде подумаете о его развязке?

«Вешать хотят, – подумал Никита и поежился, мельком глянув на бревна накатника. – Вот как все это бывает… Глупо, до чего же глупо!»

– Подними его, Ефим, – спокойно сказал офицер. – Пусть подумает.

«Когда меня поднимете, я уже не буду думать, – Никита с тоской глянул на то место, где под шинелью был маузер. – Вы и есть то зло, о котором в народе говорят. Вот оно какое – зло…»

Казак залез на пустую бочку и стал продевать веревку через бревно потолочного наката. Веревка не проходила, из щели посыпалась тонкая, как в песочных часах, струйка песка.

– Дай штык! – приказал казак кудрявому мужику. – Живей!

Тот засуетился, снял с винтовки примкнутый штык и подал казаку. Вдвоем они продели веревку, потянули ее туда-сюда, проверяя, ходит ли она по бревну, после чего казак спрыгнул с бочки. Гудошников завороженно смотрел на струйку песка. Она отсчитывала время его жизни.

Но его не повесили.

То, что это дыба, Гудошников понял, когда нога его оторвалась от пола и острая боль резанула по плечевым суставам. Его подтянули на полметра от земли, казак завязал другой конец веревки и отошел к своим. Никита висел, напрягая мышцы, а мозг царапала одна и та же мысль – не потерять сознание. Шинель с маузером оставалась у него за спиной. Кто-нибудь из бандитов мог в любое время поднять ее или же, обходя Гудошникова сзади, наступить на маузер. Но пока все трое были перед ним. Кудрявый сел на прежнее место и потянулся рукой к караваю, но казак отобрал хлеб и положил его на бочку.

На дыбе думалось и впрямь лучше. Мысль стала четкой и ясной. Чтобы вновь оказаться на шинели, внизу, и достать маузер, надо что-то говорить. Тогда спустят с дыбы. Но что? О языческой рукописи бессмысленно, не за ней бандиты пожаловали на остров. Они ищут ценности, они рылись в ризнице и трапезной. Игумен что-то прятал. Но где? Откуда ему, Гудошникову, знать?.. Боль выворачивала плечи, жгуче отдавалась в позвоночнике. Выход подсказал сам офицер.

– Думайте, комиссар… Я знаю, вы приехали за монастырским имуществом, которое не успели еще вывезти. Книги здесь, в бочках, а где остальное? Где гроб со святыми мощами? Он здесь, на острове. Увезти вы его не могли весной, лед не держал.

– Гроб увезли, – прохрипел Гудошников.

– Не правда, – сказал офицер и подошел поближе. – Мои люди наблюдали за перевозкой имущества. Гроб остался здесь.

– Разрубили и увезли по частям… Бандиты переглянулись.

– Да врет он! Врет! – взревел казак, распаляя себя, и подскочил к Никите. Никита зажмурился и стиснул зубы. Однако казак не ударил, а схватил винтовку и выдернул шомпол.

– Послушайте, комиссар, мы не хотим вас убивать, – начал уговаривать офицер. – Нам это ни чему. Найдем гроб и, как только замерзнет река, уйдем отсюда. От вас требуется немного…

Боль от предплечий растекалась по спине, ползла к шее, свинцом наливая затылок. Из последних сил Гудошников напрягал мышцы, чтобы не обвиснуть и не вывернуть руки. Тогда и маузер вряд ли поможет. Во что бы то ни стало спуститься с дыбы! Но что им сказать?

– Увезли гроб, – снова прохрипел он. – Когда монастырь закрывали.