Слово атамана Арапова

Как только женщина собралась сказать еще что-то, во дворике появился все тот же старик, который указал пальцем на Гурьяна и отдал встрепенувшимся стражникам какое-то распоряжение. После этого он поманил Матрену и шагнул в сторону лестницы.

Казаку ничего не оставалось, как последовать за воинами, которые указали ему пикой направление и встали по бокам, готовые в любой момент применить силу.

8

Гроб с покойным поставили в атамановой избе – единственном капитальном строении в лагере поселенцев. В день похорон все собрались в избе.

Данила Осипов читал молитвы, а женщины голосили[16]. Они так старались, что в избе стоял страшный шум. Изредка кто-нибудь открывал дверь и тотчас быстро захлопывал, чтобы испуганный криком черт выскочил на улицу и не успел заскочить обратно. Когда решили, что нечисть наверняка убралась восвояси, казаки и казачки вышли на улицу.

Василий Арапов стоял у гроба и угрюмо наблюдал, как Данила исполняет прощальный обряд. Он вспоминал, как Демьяна принесли в лагерь, и всем стало ясно: смерть.

Покойный лежал на ворохе веток и травы. Около него сидел Петр Кочегуров без слов и без слез. Словно не веря своим глазам, есаул потрогал скрюченные пальцы соратника и друга, отдернул руку и позвал женщин. Казачки обмыли и одели Демьяна, накрыли его лицо.

Всю ночь дежурили по очереди у застывшего тела. Арапов и есаул не ложились совсем и ни с кем не разговаривали. Переживая потерю добродушного казака как очередную личную трагедию, атаман потерял представление о времени, о людях, окружавших его. Он был во власти погибшего казака, его жизни, его добросовестности, оцененной слишком поздно, его бессмысленной смерти…

Ближе к обеду гроб понесли на кладбище.

На пригорке над Сакмарой вырыли могилу, а бугорок затем посыпали мхом и ветками. Спели несколько псалмов. Ветер сдувал с лопат землю и раскачивал вокруг одинокой могилы вековые деревья.

Петр Кочегуров произнес речь:

– Почивай, брат-казак, почивай! Мы довершим дело твое.

Атаман стоял в стороне, хмуро глядя перед собой. Его мучило навязчивое воспоминание: закрытые глаза, скрюченные пальцы. «Почивай, дорогой брат!..»

– Мы избраны Хосподом покорить Сакмару Россее ради, и мы покорим ее. И безвременна кончина Демьяна не помешат нам, а поможет! Разве зазря он отдал жисть здеся? Нет, нет и нет…

Кочегуров говорил еще что-то, но Арапов его не слушал. Он думал о другом. Демьяна любили. Его полюбили еще больше теперь, когда казака не стало. А вот Крыгин… Этот сатана что-то скрывает. Не мог просто так Демьян покинуть пост и уйти к реке, к общественным переметам. Подобное поведение больше свойственно Гавриле, казаку вороватому, подленькому и склочному. И ему не уйти от ответа, если хоть как-то причастен к смерти Демьяна.

Начали расходиться. Первыми кладбище покинули женщины, которые спешили накрыть поминальные столы. Вслед за ними не спеша пошагали казаки. У могилы остались лишь Василий Арапов и Петр Кочегуров. Еще не оправившийся от тяжелых ран есаул с помощью атамана присел на бревно и, глядя на венчавший могилу крест, усмехнулся:

– Вот и кладбище открыли, а крепостицы все ешо нет.

– Иш какой шустрый!

Арапов недовольно поморщился. Ему не понравились слова Петра.

– Числом нас мало, штоб дела велики скоро вершить. Вот кажи, хто у нас нынче остался? Ты, я и ешо девять душ, баб и мальцов не считая. Была бы сотня хотя б. И казаки с Яицка не больно в помощь спешат!

– А ты думал, валом повалят? – язвительно ухмыльнулся Кочегуров и посмотрел на реку. – В Яицке нас, поди уж, и в церкви отпели.

– Пошто так? – удивился атаман.

– А то как же. Сидим здеся сиднями и весточек по себе не шлем!

– Отпевать-то нас пошто? Иль хто нас мертвяками видал?

– И живыми давненько уш не зрили. Думашь, оне там знат, што степняк нам докучать не желат?

– Сплюнь, а то сглазишь ненароком. – Арапов озабоченно почесал затылок и присел на бревно рядом с есаулом. – То и мя шибко тревожит. Кыргызы вокруг Яицка, як волки, рыщут, носа высунуть не дают. А тута прямо диву даюсь.

– Оне ешо явятся, нюхом чую.

– Тьфу, не поминай бесов, а не то впрямь явятся. – Атаман набожно перекрестился и, вытянув из-под рубахи нательный крест, бережно поцеловал его. – Вот и вкалываю як проклятый, дабы лагерь укрепить! Ежели степняк пожалут, хоть где отсидеться будет.

– Кыргызы большим числом придут, – уверенно заявил Кочегуров. – Надо бы ухо востро держать и струги наготове! Ежели што, хоть можно будет уплыть водою.

Казаки, задумавшись, помолчали. Встрепенувшись, Арапов спросил:

– Слышь, Петро, а те не кажется странной смерть Демьяна, царствие иму небесное?! – Он вновь перекрестился и внимательно посмотрел на озабоченное лицо Кочегурова, который продолжал думать о чем-то своем.

– А што тута странного, видать, срок подошел, – нехотя ответил есаул.

– Энто понятно! Нo помер как-то не по-людски, не по-нашенски. Утоп бесславно казак боевой!

– Кому как отпущено.