Слово атамана Арапова

Пришпорив коня, казак поскакал в сторону лагеря кулугуров, спиной чувствуя колючий взгляд своего спасителя.

Рассвет застал Никифора в степи. Он скакал, как в тумане, и смотрел лишь на гриву своего коня. В его душе пробуждались далекие воспоминания, ему хотелось и плакать, и смеяться. Наконец, он въехал в прибрежный лес, и конь сам по себе остановился.

– Слезай! – звонко и неожиданно, как выстрел, прозвучала команда, и казак узнал своего спасителя. Привязал коня к дереву, незнакомец помог Никифору выбраться из седла, после чего взял его за руку и повел куда-то в чащу леса. Вокруг царила мертвая тишина. Миновав заросшую цепким шиповником полянку, они вышли к срубу. Казак, вздрогнув, остановился: он увидел сидящего перед домом мужчину, очень похожего на… О боже! Незнакомец как две капли воды походил на зарубленного им брата Тимоху!!!

Он тихо сидел, обняв руками колени, неподвижно уставившись в одну точку. На бледный лоб падали растрепанные волосы, поблекшее лицо было лишено всякого выражения, в потухших глазах не было видно и искорки мысли.

– Послушай… – Никифор клещом вцепился в плечо своего спасителя и в ужасе прошептал: – Ты зришь энтого… энтого…

– Вижу, слава богу!

– Знашь ли ты, хто энто? – И он еще сильнее сжал плечо своего спутника, не решаясь отпустить его от себя.

– Нет, – ответил тот, поморщившись от боли.

– Айда, ой, айда отселя! – И казак, дрожа как осиновый лист на ветру, потащил своего спасителя в обратном направлении.

– Што с тобой? – невольно последовав за Никифором, поинтересовался незнакомец, хотя по всему было видно, что он знает ответ на свой вопрос.

Прежде чем ответить, казак резко остановился, облизал пересохшие губы кончиком языка и трижды перекрестился. Затем он сорвал с головы шапку, зажмурился и выпалил:

– Дык энто ж брат мой усопший, Тимоха.

Затем он упал на колени, скрестил на груди руки и полным муки голосом прокричал:

– Тимоха, брат! Боже мой, ты ль энто?

Мужчина никак не отреагировал на полную отчаяния просьбу Никифора. Он даже не пошевелился.

– Тимоха, брат! – крикнул казак громче и просяще протянул обе руки в его сторону. – Я энто, я… брат твой, каянный, Никифор. Я! Тимошенька!

Повернув медленно голову в сторону казака, мужчина оскалил зубы, вперил в Никифора неподвижный взгляд и разразился диким хохотом.

Перепуганный насмерть казак, не вставая с колен, попятился и ухватился за ногу стоявшего рядом и молча наблюдавшего за происходящим своего спасителя. Никифор был бледен, тело сотрясала ужасная дрожь, и оно сделалось влажным от обилия выступившего пота.

– Брат то мой, Тимоха. – Казак протянул руку в сторону хохочущего безумца. – Он… он же помер?

– Нет, он жив, но сошел с ума. – Спаситель усмехнулся, но с места не сошел.

– Спятил? – воскликнул Никифор сквозь слезы, закрыв лицо руками. – Боже мой! Но я ж сам срубил ему башку? Хосподи, неужель ты удумал мне тако наказание: зрить брата не помершим, а животиной, разум утерявшей?!

Казак с криком бросился на траву и прижал лицо к сырой земле, а безумец вскинул голову, поднял кверху указательный палец и, широко раскрыв глаза, хрипло зашептал:

– Знать, грешник ты кровавый. Но головы моей ты не срубал. Ни первой, ни второй, ни третьей… – Он поднял руки вверх и вновь дико захохотал. Никифор молча стоял на коленях, голова его опустилась на грудь, лицо исказилось от неизмеримого страдания, а из глаз лились слезы отчаяния.

– Ково Хосподь принес? – раздался голос из-за дома.

– Андрон, Андрон, энто я, Мариула…

Спаситель Никифора вдруг сорвал скрывавший лицо платок, сбросил шапку, и освободившийся роскошный волос рассыпался по плечам. Не веря глазам, казак с открывшимся ртом созерцал, как спасший его храбрый воин прямо на глазах превратился в жгучую красавицу, которая вся засветилась, увидев вышедшего во двор бородатого старца.

Мариула действительно была сказочно красива. Не девушка, а чистая лань! Длинные ноги, пышная грудь, черные с синевой волосы, раскосые зеленые глаза. С распростертыми объятиями бросилась она к старцу. Крича от радости, обвила его сухонькое тело гибкими, как виноградная лоза, руками, прижалась к груди и, видимо, сгорая от счастья, томно прикрыла глаза.

– А-а-а, Никифор, и ты здеся?! – погладив красавицу по голове, посмотрел старец на казака. – Ну, айдате разом все в избу. Вкушать пищу будем и ознокамливаться промеж себя!

Услышав свое имя, Никифор вздрогнул, поднял голову и внимательно посмотрел на хозяина лесного дома, который больше напоминал лешего, нежели живого человека.

– Степка, и ты иды тож, – ласково обратился старец к безумному парню, поманив его дряблой рукой.

Степка радостно встрепенулся, гыгыкнул, его щеки слегка зарумянились, бессознательная улыбка заиграла на бесчувственном лице. Скрестив руки на груди и опустив голову, он покорно пошел за старцем в дом.