Кагэро очнулся только тогда, когда меч стал чиркать по каменному полу. Растворилась радуга перед глазами, он опустил глаза… Его тут же вырвало. Кагэро рухнул на пол, согнувшись пополам. Судороги сотрясали желудок, уже совершенно пустой, как только его взгляд падал на то, что еще недавно было человеком, судороги брались за него с новой силой. Кагэро отполз подальше, заметил, что нет больше ни круга света, ни стены темноты. Зал, залитый солнечным светом, идущим непонятно с какой стороны.
Кагэро откатился к стене, оставляя за собой кровавый грязный след. Стало немного легче. Он смог сесть. Меж двумя стражниками, которые, кажется, даже не заметили происшедшего, прошел Мудзюру. Огромные двери за ним мягко закрылись.
Мудзюру покачал головой.
— Жестокость человека не заключается в уподоблении трупоеду, — сказал он. — Что это?
— А приятно было смотреть, как меня рвали собаки? — прохрипел Кагэро. — Да ладно бы уже собаки. Это же были наполовину люди! Что ты с ними сделал? Убил?
— Убил, конечно, но быстро, — ответил Мудзюру. — Им не было больно.
Кагэро помолчал.
— Ты разрушил всю мою жизнь… — сказал он после нескольких минут молчания.
— Опять ты за свое. Ты мне надоел своим скулежом! Да будь ты мужчиной, в конце концов!
— Мужчиной? Тот, кто без всякой причины убивает людей, называется настоящим мужчиной?
— Брось ты эти мысли. У тебя есть все: власть, сила. Выше тебя человека нет. Ты вправе хоть весь свой народ уничтожить. Живи в свое удовольствие!
— Какая тебе с этого выгода? Ты вроде говорил что-то об Истине… Забыл уже? Или никогда и не было никакой Истины?
— Есть все, но цена очень высока. Мне же выгода самая прямая. Каждый убитый тобой человек прибавляет мне лет жизни. Ты пойми, что я отдал часть себя тебе.
— То есть, как прибавляет? — изумился Кагэро.
— Вот так. Пока что мы с тобой — одно целое, две половины. А ты что думал?
— Ты живешь за мой счет?
— Конечно. А мне сейчас иначе и нельзя. Ты должен убивать, чтобы я мог жить. А если я умру — ты тоже долго не проживешь. Потом ты, конечно, отделишься, но сейчас…
— И как же так получается?..
— Легко. Знаешь, жизнь — она вроде воды в кувшине. Чем старше человек, чем больше кувшин, тем больше может в нем уместиться воды. Но кувшин-то запечатан, туда не влезешь. Смерть — это не разрушение, это обмен. Когда умирает один взрослый человек, может быть, десяток младенцев получают возможность родиться.
— Я не буду… — Кагэро замотал головой. — Не буду, слышишь!
— Будешь. Будешь, куда ты денешься.
— Назови хоть одну причину.
Мудзюру засмеялся своим скрипучим, хриплым смехом.
— Какая может быть причина? Я так сказал, значит, так и будет! Может, мы и две половины, но я изначально сильнее. А силу, знаешь ли, можно только самому накопить.
— Тогда я буду убивать только младенцев. Пусть тебе будет хуже.
— Пожалуйста, — Мудзюру пожал плечами.
Глотая колючий воздух, Кагэро выбежал вон.
Безразличные взгляды вонзались в него подобно копьям. Он остановился где-то на полпути к выходу из дворца.
— Отвернитесь! — заорал изо всех сил. И это помогло. Пришла усталость, захотелось лечь и никого не видеть. И ничего не слышать.
Когда он вернулся в зал, все было убрано и вымыто. Ни капли крови не осталось на каменном, отполированном до зеркального блеска полу. Кагэро мысленно поблагодарил слуг — заметь он где-нибудь кровь, снова потерял бы самообладание.
Оказывается, это очень трудно — убивать. Раньше человеческая жизнь, тем более, жизнь совершенно незнакомого человека, для него ничего не значила. Сейчас же убийство полусумасшедшего крестьянина, которого вообще впустили по ошибке, все перевернуло в нем. Сердце жала такая боль, что впору было самому себе вонзить меч в живот. Он не мог отогнать назойливые мысли, в которых постоянно возвращался в тот круг из света.
Кагэро принялся мерить шагами зал. Немалых размеров, он был полон той роскоши, на которую давно никто не обращает внимания, и служит она лишь для отделения от остальных. В чужой шкуре Кагэро чувствовал себя как в тюрьме — хочется вырваться, да нельзя. Это камера с глухими стенами, без окон и дверей.
И Кагэро яростно впечатывал ступни в каменный пол.
Так прошло несколько дней — в непрерывных мучениях. Кагэро оказался на грани сумасшествия. Он стал всего бояться. Собственная тень иногда казалась ему жутким существом с той стороны. Покорные слуги и стражники — мертвецами, которые по злой прихоти колдуна не могут найти успокоения.
Но самым страшным временем была ночь. Каждый шорох, а ими огромный дворец был наполнен до отказа, заставлял сердце подпрыгивать чуть ли не до подбородка.
А потом пришла весть, которая всколыхнула все дворцовое болото.
Восстание. На юге страны. Массовое восстание ремесленников и рабочих. Они были неопытны в военном деле, но их было много, очень много. И, что встревожило больше всего, к ним примыкали люди. Они двигались на север громадной, постоянно нарастающей волной.
Война.
И снова война. Когда же закончатся эти войны?