Слово и дело

– Мне кажется, это не страх. Это инстинкт, безусловный рефлекс, привычка, проявление не второй, а возможно, даже и первой натуры. Это синдром Шуры Балаганова, оказавшегося в трамвае. Они по природе своей к этому склонны, их этому учили, им это внушали. Многие люди во власти другого не умеют. Они живут в таком мире. К тому же они извлекли, как они полагают, главный урок из своего самого тяжелого и самого болезненного поражения — утраты власти в результате провала августовского путча 1991 года и крушения СССР. Власть — слишком серьезная вещь, чтобы в нее играть, чтобы позволить себе не законопатить все возможные дырочки на всякий случай, не закрыть все потенциальные каналы движения к власти несвоих.

В то же время, с точки зрения наиболее квалифицированных в их рядах специалистов, не следует закрывать абсолютно все щелочки. Оставлены — по крайней мере, пока — несколько информационных ресурсов, таких как радиостанция «Эхо Москвы», телевизионный канал Рен TV, «Новая газета», журналы «Нью Таймс» и «Континент», ряд интернет-ресурсов. Для чего? Чтобы предъявлять внешнему миру доказательство наличия в стране оппозиции? Отчасти да, но не только для этого. Необходимо время от времени выпускать пар общественного недовольства, — чтобы у политического котла не снесло крышку. Но главным образом — для мониторинга эволюции общественно-политических настроений, для фиксации изменения позиций инакомыслящих и несогласных. Традиционные методы слежки важны, но недостаточны. Должны существовать и такие площадки, где диссиденты могут высказывать свое мнение относительно свободно, чтобы можно было понимать, какая эволюция происходит в обществе, какие новые идеи предлагаются. Это важное отличие методов действия спецслужб при авторитаризме от методов действия КПСС при тоталитаризме. КПСС пыталась забетонировать все поле общественной дискуссии, превратив его в мертвое кладбище. Спецслужбы действуют умнее, они на собственных ошибках поняли, что полная зачистка информационного поля ведет к риску утраты важных источников информации и, следовательно, их контроля. Они знают, что информация управляет современным миром, и для ее извлечения годятся все средства — от радиостанции «Эхо Москвы» до интернет-ресурса «Одноклассники.Ru». И не надо никаких дорогостоящих разработок — только смотри и слушай…

Надо отдать им должное. В современном мире, кажется, нет примера другой страны, где абсолютная политическая власть находилась бы в руках корпорации сотрудников спецслужб. Есть немало примеров того, когда монополия на политическую власть оказывалась в руках отдельного лица, семьи, этноса, партии, военной хунты. Такие случаи с разной степенью детализации изучены, и в целом понятно, как такие политические модели работают. Спецслужбы в таких режимах играют важную, но все же вспомогательную, служебную роль. А вот примеров захвата власти и ее монополизации самими спецслужбами — такого, кажется, в истории еще не было. И в этом заключается особенность, известная уникальность нынешней российской общественно-политической девиации.

— Это похоже на то, как если бы борзую собаку пустили охотиться самостоятельно…

– Поначалу действительно имел место известный кризис позиционирования в новых условиях. Охотиться самостоятельно еще не привыкли — ждали приказа и инструкций. Тем не менее кризис длился недолго и оказался не слишком глубоким. Спецслужбы стали одной из немногих российских организаций, довольно быстро и весьма успешно адаптировавшейся к новым условиям. А уж захватив политическую власть в стране, они сами стали приспосабливать к своим интересам и нуждам другие организации и институты, российскую государственную машину, государственный и частный бизнес, масс-медиа, религиозные, неправительственные организации. Несогласных же и сопротивляющихся — в СМИ, в бизнесе, среди губернаторов, политических партий, общественных организаций, отдельных личностей — практически немедленно начали выдавливать, разрушать, уничтожать, на уголовном жаргоне О. Шварцмана, «нагибать и мучить». Сейчас у них нет проблем с определением своей стратегии, отданием приказов, созданием инструкций. А в последнее время вырабатывается, уточняется и совершенствуется новая идеология.

Восемь лет назад они получили страну. Сейчас они хотят сделать, чтобы так осталось навсегда.

— Как не выразить сожаления, что наша страна оказалась в положении столь специфической девиации в мире… Грустно, что наш разговор приходится заканчивать на такой ноте.

– Наиболее серьезный долгосрочный вызов нашей стране заключается не только в природе нынешнего политического режима, и даже не в цене, какую нашему народу, увы, очевидно, придется заплатить за освобождение от него. А то, что режим уйдет — раньше или позже, никаких сомнений не вызывает.