Слово императора

Мое собственное состояние этому запаху полностью отвечало. Мышцы ломило, во рту было сухо, как в Желтых горах, да еще совершенно пустая по ощущениям голова немилосердно трещала. По совокупности симптомов походило на тяжелое похмелье. Теперь я точно понимал основную причину, по которой наши браки заключаются один раз и на всю жизнь: повторно проходить через такое добровольно — дураков нет. Состояние отягчалось еще и тем, что я весьма смутно помнил, что происходило после собственно обряда. Какими-то урывками улицы, коридоры, залы замка, отдельные лица, а потом — бездонный черный провал, из которого по ощущениям тянуло затхлостью и запекшейся кровью, как из старой темницы или пыточной.

С трудом продрав глаза, я сумел приподняться и оглядеться. Посторонних не обнаружилось, в покоях было тихо и пусто, и я позволил себе осмотреть ближайший периметр, а именно — лежащую подле меня женщину, служившую источником того самого отвратительного запаха.

В голове при виде ее не прояснилось, но общее представление о событиях ночи составить было можно. По расположению синяков, ссадин и укусов. В целом зрелище было малоприятное, но ничего ужасного я не увидел. Ни одной глубокой раны, ни одной серьезной гематомы: только царапины и явные следы отпечатков пальцев. Просто их было очень много, да и в остальном женщина явно чувствовала себя не лучше, чем я, а то и хуже. Я принюхался сильнее, раскладывая запах на составляющие, и понял: этот мерзкий оттенок множества начинающих воспаляться царапин раздражает меня неимоверно.

— Ваше величество, что вы делаете? — раздался неуверенно-хриплый голос, когда я после короткого раздумья решил все-таки сделать доброе дело. И ей и себе; уж очень раздражала меня примесь гнили в собственном весьма приятном запахе моей супруги.

— Лежи и не дергайся, женщина. Я тебя лечу, — проворчал я, настраиваясь на долгий и трудный процесс. Зверь отзывался неохотно; он, похоже, тоже чувствовал себя отвратительно.

— Может, проще позвать доктора и достать аптечку? — предложила она, явно не понимая смысла моих действий.

— Не проще, — отмахнулся я. И она повела себя правильно: смирилась и расслабилась, облегчая мне работу. Умная девочка.

Лечение явно шло впрок. И, к слову, давалось мне гораздо легче, чем можно было ожидать; видимо, человеческий организм на это воздействие реагировал более чутко. Впрочем, это было не так уж удивительно, они к любой магии гораздо восприимчивее. Очень низкое внутреннее сопротивление, и иногда это даже неплохо.

Сосредоточенный на сложном выматывающем процессе, я не обращал внимания ни на изменение поведения женщины, ни на изменение ее запаха. Заметил реакцию Александры только тогда, когда она вцепилась мне в волосы. И то поначалу отвлекся, лишь чтобы на нее рыкнуть, призывая к порядку.

Отвлекшись же, сначала опешил, а потом мысленно обозвал себя идиотом. Потому что, во-первых, не подумал о подобной подоплеке моих действий, во-вторых, не заметил их последствий и, в-третьих, здорово ошибся в оценке этой женщины, посчитав ее холодной.

Останавливаться на достигнутом я не стал и продолжил свои действия. Хотя сосредоточиться на достижении лечебного эффекта уже не получалось; я слишком увлекся процессом, упиваясь запахом ее желания и с удовольствием наблюдая за ее реакцией. Оказалось, ее величество — весьма чувственная женщина, а сознательно соблазнять собственную жену — очень увлекательное занятие.

Не знаю уж и вряд ли смогу вспомнить, что происходило ночью, но утро в общей постели началось к обоюдному удовольствию.

Вставать не хотелось совершенно. Более того, возникли определенные чисто технические трудности. Если болевые и тошнотворные ощущения куда-то рассосались, то обыкновенная слабость навалилась с утроенной силой. Казалось невозможным пошевелить рукой или ногой, да и мысли в голове путались. Хотелось лечь и… нет, не сдохнуть, но уснуть на пару суток. Но такой возможности у меня не было. Меня ждал бюджет, несколько жизненно важных строительных проектов и Мурмар. Мне почему-то совершенно не верилось, что он сегодня чем-нибудь меня порадует.

И точно. Что брат, что казначей оказались не готовы к вызову в мой кабинет, оба одинаково испуганно смотрели на меня, и оба виновато блеяли что-то невнятное. Похоже, они рассчитывали, что после обряда я день или два пролежу пластом, не в силах выбраться из супружеской постели.

Стало быть, я правильно сделал, переступив через себя, хотя и держался сейчас на одном упрямстве. От слабости покачивало, мысли разбредались и то и дело натыкались на свежие воспоминания. Запах женщины, оставшейся в спальне, пришел сюда вместе со мной, отвлекал и вкупе с воображением рисовал картины, совершенно не способствующие работе. Единственное, что радовало, это возможность позволить себе развалиться в удобном кресле и сверлить собеседников взглядом через стол.

— Мурмар, у тебя было несколько суток, а ты даже не открыл бумаг.