Слово императора

— Руамар, тебе не кажется странным это покушение? Как-то оно довольно… нелепо спланировано. Примерно как наше спасение, но у нас, по крайней мере, есть оправдание — мы не успели ничего толком обдумать и действовали по ситуации. Вот смотри, если мы взлетели, значит, яд был замедленного действия; да, команда умерла, но рассчитывать на то, что отравятся все, было довольно глупо. Мне кажется, тот, кто это сделал, слабо разбирается в дирижаблях и был уверен, что спастись с потерявшего управление транспорта невозможно. А еще мне непонятно, почему нас даже не развернули в открытое море, перед тем как уничтожать управляющие приборы? Так шансы спастись были бы гораздо меньше. И как они умудрились повредить обшивку таким образом, что этого не заметила команда?

— Прибор сломал пилот, когда упал на него, — вздохнул Руамар. — Похоже, у него были судороги. Что до обшивки, это вопрос более сложный; мне кажется, пробоины вообще не было. Но я тебя понял, очень похоже, что преступника не было на борту и яд он подсыпал еще на земле. Более того, действительно очень похоже, что он не слишком-то разбирается в дирижаблях и, вероятно, не доверяет заключениям об их надежности. И наверняка боится летать. И это уже хороший штрих к его личности; осталось только добраться до своих и сообщить об этом наблюдении.

— Никто не приходит в голову?

— Несколько вариантов есть, — медленно пожал плечами император. — Но, честно говоря, к этой категории можно отнести существенную часть старшего поколения, так что нужно анализировать подробнее. Тем более очень вероятно, что покушения организованы разными личностями; предыдущие были спланированы значительно лучше.

Разговор опять увял, и путь продолжился в тишине, которую нарушал только шелест травы под ногами и наше дыхание. Впрочем, нет; мертвой тишины вокруг не было, степь жила своей жизнью. Шуршал сухими стеблями ветер, чудились в этом звуке быстрые легкие шажки какого-то мелкого зверька. Долгое время где-то высоко над нами парила хищная птица, высматривая добычу. Момент ее исчезновения я пропустила; наверное, в когти охотника попал какой-то неосторожный суслик.

Солнце медленно карабкалось по небосклону, прогревая воздух и сухую потрескавшуюся землю под ногами. Дувший на рассвете ветер через несколько часов стих, и к полудню над степью воцарилось неподвижное жаркое марево, размывающее очертания отдаленных деревьев. Горы сквозь его призму казались миражом и плодом воображения. Во рту вскоре воцарилась такая же сушь, как и вокруг, но воду следовало экономить. Да и особого облегчения она не могла принести, даже если бы ее было намного больше; просто надо было привыкнуть к здешнему климату. Прискорбно, конечно, что привыкать приходилось вот в таких условиях, но выбора не было. В горах поначалу тоже было тяжело, и «горной болезнью» пришлось помучиться, а потом вроде ничего, привыкла.

Но все-таки влажный умеренный климат Орсы нравился мне гораздо больше, чем сухой жар новой родины.

Шли мы в размеренном небыстром темпе, который Руамар задавал явно с оглядкой на Уру: подготовка подготовкой, но рост играл свою роль. Девушка и в сравнении со мной выглядела ребенком, а что говорить о значительно более габаритном императоре?

Последняя мысль заставила меня непроизвольно улыбнуться. Ладно я, мне вроде какая-то свита женского пола по должности положена; но вот образ Руамара, за которым везде тенью бродит девушка комплекции Уру, на полном серьезе его охраняя, представился весьма забавным.

— Уру, а все твои коллеги имеют схожую комплекцию? — нарушила я тишину.

— Ну не только мои. — Кажется, она искренне обрадовалась возможности поболтать. Тем лучше: мне тоже было скучно идти молча, а Руамар явно не был настроен на светскую болтовню. — У нас ведь все женщины довольно… миниатюрные. — Она бросила на меня извиняющийся взгляд.

— Да, действительно, что это я. Просто довольно забавно выглядит: такая хрупкая на вид девушка охраняет огромного мужика.

— Наше оружие — скорость и незаметность, — рассудительно проговорила она. — К тому же мы всегда бьем первыми и сразу на поражение; нас этому учат.

— А возраст тоже имеет какое-то ограничение?

— Ну обычно с шестнадцати, первого совершеннолетия, и максимум до тридцати зим, а потом — всё. Теряется свежесть восприятия, многие начинают слишком осторожничать, а для нас это неприемлемо.

— Совсем всё? — растерянно уточнила я. — Или просто со службой?

— Со службой. Потом тени уходят в жречество, — пожала плечами девушка. — Мы на всю жизнь даем обет безбрачия и служения, так что вариантов немного.

— Зачем обеты-то? — Я удивленно вскинула брови. — Да и прошлая телохранительница Руамара, насколько я поняла, замужем.

— У наставницы сложная история, — философски вздохнула Уру. — У них там такая любовь случилась — ужас! — бросив тревожный взгляд на императора, вполголоса проговорила она мне.

— Мне всегда казалось, что юные девушки «такую любовь» должны, наоборот, с восторгом воспринимать, — иронично хмыкнула я.