Слово Императора (СИ)

— Да я про военное время, — с неохотой, но всё-таки ответил мужчина. — Мы же тоже за Императора воевали, и первое время я даже делал это искренне. А потом уважать Шидара я перестал, родине всё это в общем-то тоже добра не приносило, и война потеряла для меня лично какой-либо смысл задолго до собственного конца. И даже до начала моего собственного правления, хотя я и продолжал её ещё несколько лет, пока не решился предложить твоему отцу мир. Вот я и подумал, что за такую Императрицу умирать было бы не обидно.

— Вот это откровения, — смущённо кашлянула я. Слышать подобные слова, с одной стороны, было, конечно, приятно, но очень неловко. Зачем только спросила!

— Это ещё не откровения, — хмыкнул он. Окинул меня долгим задумчивым взглядом, под которым мне окончательно стало не по себе. — Откровения — это… Впрочем, это всё подождёт до вечера, — едва заметно поморщившись, мужчина качнул головой и вернулся к процессу сборов.

К моему искреннему удивлению недавно вспомненный Императорский Венец хранился здесь же, на полке в одном из шкафов; а украшения для меня спутница Уру принесла откуда-то извне, кажется, из сокровищницы.

— А почему такая ценность лежит здесь? — растерянно уточнила я вслух, наблюдая, как Владыка, недовольно кривясь, пристраивает корону на голове.

— Он сам себя охраняет, — отмахнулся Рур. — Никто кроме мужчин рода Шаар-ан не может к нему прикоснуться: при попытке взять его в руки любой посторонний просто перестаёт его видеть и водит руками вокруг. Даже если он лежит в закрытой коробке. Даже стол со стоящей на нём коробкой невозможно передвинуть. Даже если попытаться накинуть на него верёвку. Так что… не ходить же каждый раз в сокровищницу! Пусть лежит.

Я только философски хмыкнула в ответ. После откровений Первопредка постоянные пляски вокруг ценности крови Шаар-ан и Таан-вер стали выглядеть более понятными, логичными и объяснимыми. Надо полагать, именно так проявлялась его пресловутая магия крови.

А венец был хорош. Если диадема в моих волосах и походила на корону, и благодаря золотой оправе казалась вещью более дорогой, то он… Это было не украшение, это был символ власти. Чернёное серебро можно было заменить на обыкновенное железо, а единственный крупный настолько тёмный, что кажущийся при слабом освещении чёрным изумруд примитивной старинной огранки поменять на кусок стекла, — это бы ничего не изменило. Он буквально дышал древностью и даже как будто обладал собственной волей; говорят, со старинными вещами такое случается. И хищные обводы, казалось, не были первопричиной такой ауры, лишь подчёркивали её.

Более того, стоило когтям венца обхватить голову Руамара, зарывшись в густые медно-рыжие волосы, и мужчина как будто сам изменился. В уголках губ залегли жёсткие складки, взгляд жёлтых глаз стал острее и тяжелее. Сейчас оборотень меньше всего напоминал того Рура, с которым мы шли по пустыне, зато очень походил на собственный портрет, нарисованный народной молвой — сурового безжалостного Владыку.

— Занятная вещица, да? — усмехнулся он, переводя взгляд с собственного отражения на меня. И вроде усмешка та же самая, его, но… может, это я себя накручиваю?

— Как тебе сказать, — задумчиво протянула я. — Может, я и параноик, но я бы вот это на голову и под угрозой смерти не надела, не то что по доброй воле. Он, случайно, не крушит черепа недостойных?

— Есть такая легенда, хотя это больше метафора, чем доказанный факт. С другой стороны, когда я беру его в руки, у меня появляется ощущение, что я знаю, кто именно поспособствовал появлению у Шидара его навязчивой идеи. И чифали оказываются в этом списке далеко не на первом месте, — Руамар искоса бросил ещё один взгляд на отражение венца и, стерев с лица ухмылку, протянул мне руку. — Пойдёмте, моя Императрица. Негоже заставлять гостей ждать.

Я глубоко вздохнула, беря себя в руки и пытаясь преодолеть вдруг возникший мандраж, и вложила свою ладонь в ладонь мужчины. Надеюсь, всё пройдёт хорошо.

С другой стороны, вот именно сейчас мысль усомниться в каких-то словах этого мужчины казалась кощунственной и едва ли не предательской.

Из покоев мы вышли очень торжественно, даже несмотря на то, что дверь Руамар открывал сам. Мне кажется, в таком виде вообще всё будет получаться торжественно, вплоть до чистки нужников, так что можно было не слишком стараться держать лицо (не допускать на него так и норовящую выползти нервно-ехидную ухмылку) и следить за походкой (Александра, ну, в самом деле, не на плацу же!). На выходе из покоев нас поджидала положенная по международному протоколу свита — охрана и хорошо знакомые доверенные лица. Это на какое-то событие местного значения Император мог явиться внезапно и в гордом одиночестве, оборотни в этом отношении вообще были склонны к простоте, а вот в присутствии иностранных делегаций приходилось соответствовать статусу.