Атаманша сварила гороховую кашу с поджаренными шкварками и луком. Глядя, как Хельмут воротит нос (а Всемир есть отказался), я без зазрения совести съел не только свою порцию, но все остальное!
— Видишь как надо! Смотреть приятно, — похвалила меня стряпуха-лучница, укоризненно посмотрев на Хельмута.
— А! — отмахнулся грабитель. — Я после каторги целый год лопал что попало. Может, курочку? — посмотрел он с надеждой.
— Что попало?! — возмутилась Марта. — А ну пошел отсюда!
Мне стало смешно. Девица со шрамами была младше Хельмута едва ли не вдвое, но действо напоминало выволочку строгой мамаши непутевому чаду.
После завтрака Марта и Хельмут ушли за хворостом. Меня они с собой не приглашали, а я не набивался.
Чтобы не скучать, покопался в сарае, куда складывались ненужные в хозяйстве вещи. В том числе и оружие, не нашедшее спроса в разбойничьем ремесле.
Я успел заметить, что троица предпочитала ножи и кистени. Разумно. Если не умеешь драться длинным клинком, лучше не пробовать.
Оружия нашлось немного — пара охотничьих копий с широкими заржавевшими наконечниками и древками, источенными жучками, сломанный арбалет (кто-то использовал приклад как дубину) и топор без топорища. Был еще старый тесак, кованный в деревенской кузнице. Видимо, все осталось от прежних хозяев. Крестьяне, которых грабили мои новые друзья (вряд ли втроем они могли одолеть купеческий обоз), оружие не носили.
Первым делом я осмотрел тесак. Тесак — штука хорошая. Неказист, но при умении даст фору хоть мечу, хоть шпаге. Но этот, проржавевший насквозь, не годился даже на переплавку.
Поразмыслив, выбрал себе одно из копий. Странное какое-то копье. Явно охотничье. Но на какого зверя? Если на медведя, зачем широкое лезвие? Если на кабана, к чему тут упор?
Но при желании может получиться протазан!
Ствол молодой рябинки сгодился для древка. Я долго счищал ржавчину, затачивал режущую кромку. Зато, когда Марта и Хельмут вернулись с хворостом, у меня было оружие, которым можно не только колоть, но и рубить (голову оттяпать не возьмусь, но рассечь брюхо — запросто!).
— Ого! — присвистнул Хельмут, увидев как я «воюю» с зарослями крапивы.
— А что-нибудь потолще? — насмешливо спросила Марта, опуская вязанку.
— Запросто, — беспечно ответил я, перерубив деревце в два пальца толщиной.
— Хе, — презрительно выпятила Марта губы. — Такое-то и дурак срубит…
— Попробуй, — предложил я, протягивая копье.
— А чего оно такое тяжелое? — озабоченно спросила лучница, взяв оружие. — Что за хрень такая? Копье — не копье, топор — не топор… А ну-ка…
Ствол юной осинки подался назад и, спружинив, отбросил оружие в обратную сторону, едва не вывернув Марте руку.
— Доннер веттер! — выругалась женщина, бросая копье на землю.
— Дай мне! — загорелся Хельмут.
Зачем-то поплевав на руки, он ухватился за древко и от всей дури, словно топором, вдарил по деревцу. На стволе появилась зарубка. Еще пара ударов — и несчастная осина упала.
— Вот так! — гордо выпрямился Хельмут.
— Молодец, — похвалил я грабителя и выбрав осинку такой же толщины, срубил ее одним ударом.
— Как это у тебя ловко… — озадаченно сказал Хельмут. — Я шесть лет кайлом руду дробил, а до этого углежогом был — лес рубил.
— Ты лес да руду, а я людей, — ответил, не вдаваясь в подробности и тонкости рубки…
— Пока за железку схватишься, я тебя пристрелю… — пожала плечами Марта, поднимая вязанку и направляясь в дом.
— Проверим? — предложил я.
— Смотри, я шутить не буду.
Марта была хорошим стрелком. Я не видел, как она прицеливалась, но чувствовал, что стрела, наложенная на тетиву, полетит прямо в глаз… Однако вторую стрелу она выпустила, когда я отбил первую. Расстреляв с полколчана, женщина озадаченно опустила лук и снова выругалась:
— Доннер веттер!
М-да, могла бы и другое что-то сказать, интереснее. Ну молодая еще, ругаться не научилась. Со временем научится. А заодно поймет, чем отличается наемный убийца от наемного солдата. «Стрелка» будет сидеть в засаде, выбирать цель и выпускать по одной стреле, а лучник в бою должен удерживать в воздухе три стрелы. И хотя бы одна из трех, но поразит цель. Если бы передо мной был стрелок, участвовавший в настоящих сражениях, не стал бы предлагать такую потеху.
Вечером столешницу водрузили на козлы и все, включая Всемира, презревшего головную боль ради курицы, расселись вокруг стола, оставив самое почетное место для атаманши. Марта торжественно внесла глубокую латку с тушеной курочкой, а Хельмут вытащил глиняную бутыль.
— Ну, за знакомство! — предложила Марта вечный, как мир, тост.
Народ опрокинул чарки, а я, осторожно понюхав вонючую жидкость, отставил в сторону. Вроде недавно мечтал напиться, а тут…
— Не будешь? — поинтересовалась Марта и, не дожидаясь ответа, схватила мою долю и лихо выплеснула в рот. Выдохнув, сообщила: — Тогда я за тебя пить буду!
Хельмут грустно проследил за чаркой, но спорить не стал. Всемир, посмотрев на друга, предложил:
— Мою бери. Чего-то мне больше не хочется.
— Не хочется — не пей, — обрадовался Хельмут. — Поешь, да на боковую.