Слово о неутешных жёнах (сборник)

– Точно, мам?

– Ну, ты еще спрашиваешь.

– Кабы меня на век назад воротить, интересная штука – кем бы я был, а? – почесал лоб Коляй.

– Да дурачком бы и был, – простецки разрешила вопрос старуха.

– Ты что, мать?

– А чего? Дурачок-то – он первый человек на Руси. Иные все на нет исходят, а на нас земля держится.

Пили они чай до поздних сумерек, до вечерней звезды. Хорошо им было вдвоем, нам бы там посидеть…

А дальше потекла у Коляя жизнь прежняя, налаженная. Утром чуть свет – на работу, вечером – домой. Работа всегда была ему в радость; она лечила его, иной раз вознося душу на такую высоту, что Коляй стыдился этого. Усталый, опустошенный, возвращался домой, ужинал, а потом до ночи возился по хозяйству. Верным помощником отца был Гошик, Дуняшка помогала ему с меньшей охотой.

Баню, как и прежде, Коляй топил теперь сам. Таскал из Чусовой воду, заливал в кадки, нагревал котел, распаривал веники, скреб пол от грязи и копоти, выветривал лишнюю влагу…

Борова к ноябрьским решили заколоть, а Стешу оставить. Пудик – другой боров должен был еще нагулять, поэтому отруби Коляй покруче замешивал с картошкой; толок в ведре все это так, что боров не замечал, как и ел. И все время был голодный…

Стешу Коляй жалел, ухаживал за ней особенно нежно. Не было дня, чтоб он не убрал у нее, не подстелил свежей соломы, не подмыл бы у нее вымя.

Как-то раз Коляй заметил, что куры стали нестись хуже. Разгадал загадку только тогда, когда за сараем в крытом ящике нашел камень-гальку, цветом и формой напоминающую яйцо. В этот-то ящик и неслись куры. Не стал Коляй следить, кто таким способом приваживал кур (и без того знал – Маруся, конечно), гальку выбросил, а ящик убрал в сарай.

Частенько Дуся с Марусей задумывали теперь новые наряды, и Коляй не скупился, давал на наряды деньги. А что ему деньги? Деньги – рабские оковы для миллионера, а для рабочего человека они необходимость. Будет счастлива Дуся – будет и Коляй счастлив, и Дуняшка, и Гошик…

Гошик – молодец, не отходил от отца ни на шаг. Дуняшка – та нет, последнее время сторонилась отца.

Однажды Дуся сказала Коляю:

– В магазине демисезонные пальто выбросили. Как раз мой размер.

– Да? Ну, что ж… – ответил Коляй.

– Сто рублей есть, – продолжала Дуся. – Дай еще двести.

– Двести? Да у меня нет, – признался Коляй.

– Ну да – нет! – не поверила Дуся. – Опять жаться стал?

– Честное слово, нет, – поклялся Коляй.

– Тогда у матери возьми. У нее денег много.

– Откуда?

– Ладно зубы заговаривать… А о золоте забыл?

– Да ты что, Дусь, всерьез?

– А чего тогда милиционеры шастали… геологи разные… начальство? Дыма без огня не бывает.

– Я же тебе объяснил…

– Знаем ваши объяснения! На золоте живут, а щи деревянной ложкой из худой кастрюли хлебают. Куркули!

Коляй потемнел лицом, стиснул зубы, желваки заиграли на скулах.

– Не скрипи зубами-то, не скрипи! Не страшно! – все более высоким и визгливым голосом стала кричать Дуся.

Чтоб не разругаться и чтоб не случилось новой беды, Коляй развернулся и хлопнул дверью.

И пошел к матери. Денег у старухи Татьяны не было, но двести рублей она дала. Из заветных трехсот рублей выделила, которые отложила давно на черный день, на смерть свою и похороны.

Коляй принес деньги домой, швырнул на стол:

– На, подавись!

– Вот так-то лучше… – усмехнулась с презрением Дуся.

Утром с Дуняшкой случилась истерика. Коляй собрался на работу, есть не стал, хмурый, молчаливый, хотел было уже выйти из дома, как Дуняшка подскочила к нему и начала отчаянно колотить его острыми кулаками в грудь:

– Ненавижу! Ненавижу!..

– Что, что такое?.. – бормотал опешивший Коляй, невольно оседая на стул.

– Почему ты терпишь, почему?! Она издевается над тобой, а ты… ты…

– Что ты, успокойся… – Коляй пытался обнять Дуняшку, но она не давалась, с отчаянием била ему в грудь кулаками, повторяя:

– Ненавижу, ненавижу!..

– Эх, Дуняшка, – неожиданно расслабился Коляй, и ему стало совершенно все равно, кричат ли тут, плачут, бьют ли его в грудь. – Вот и ты… Эх, Дуняшка, глупая ты моя, глупая…

Тон его слов серпом подкосил дочь, она упала на колени, расплакалась, разрыдалась в истерике.

– Дуняшка ты, Дуняшка, – повторял Коляй, гладя дочь по пушистым мягким волосам. – Ничего ты еще не понимаешь в жизни, ничего. Не в этом во всем счастье, не в этом…

– А в чем? В чем? – молила его глазами дочь, подняв к нему зареванное, истерзанное, ставшее совсем взрослым лицо.

Сёстры Сказание о русских женах

Сестре Лоре

Глава 1 Полина

…Полина только усмехалась; Варвара – мать Варвара – и ворчала, и ворчала, и то не так, и это не так, все равно помирать, на кой черт затеяла переезд этот, вот она, веревка, как уедешь, Полина, так на этой веревке и вздерну себя: уж лучше там, в адовых вратах, чем здесь, в иудиных хоромах, тьфу!.. Полина слушала и усмехалась: неожиданно у нее возникла одна идея… Идея эта была так проста и хороша, что Полина удивлялась, как такое не пришло ей в голову раньше. И вот усмехалась – скорее от радости, чем прислушиваясь к ворчанию старухи.