Слово о полку

Я уже говорил, что ни Алленби, ни даже Больса (в его управление произошел погром) я бы не назвал антисемитами. Вообще думаю, что настоящим антисемитом в этой ставке был только один человек полковник Вивиан Гэбриэль; но его убрали, кажется по настоянию Брандейса, еще до Пасхи 1920 г. Остальные вдохновители ставки — совсем не враги наши: ни знаменитый Лоренс, ни Ричмонд, ни Фильби, ни даже Сторрс. Некоторые из них одно время даже сочувствовали сионизму — издали. Что же сделало их и им подобных вдохновителями юдофобской агитации, а одного из них — ген. Луи Больса — даже хуже того, уменьшенным Плеве?

Чтобы это понять, надо, мне кажется, опять вернуться к той черте английской психологии, о которой я вскользь говорил в последней главе. Средний англичанин из так называемой правящей касты органически не любит чересчур широких проектов, особенно таких, которые отзываются сентиментальностью и романтикой. Не вся Англия такова, даже не большинство Англии — я говорю о правящей касте. И тут есть исключения, холодные мечтатели вроде Бальфура, Эмери, Грэхема, Ормсби-Гора, Стида, горячие мечтатели вроде Веджвуда, Кенворти — я бы мог наполнить страницу списком, и он был бы очень неполон. Но «каста» в целом, те сто тысяч душ, которые так запутанно связаны между собою происхождением, хотя бы отдаленным, от бесчисленных лордов и сэров, от их родичей или от их свояков; которые воспитываются в средневековых "public schools" Итона, Гарроу, Винчестера, а после того не просто в Оксфорде или Кэмбридже, но непременно в одном из древнейших там колледжей вроде «Баллиоль» или "Корпус Кристи", основанных восемь или девять веков тому назад; которые даже на английском языке говорят по-своему (или воображают, что это все еще так) — эта каста, вернее, особая нация внутри нации, искренно гордится непроницаемостью своего духовного провинциализма. Если можно сравнить несравнимое, они похожи на гетто наших дедов: другие обычаи, но та же мания избранничества, то же неприятие остального мира, то же презрение ко всякому новому шороху. К счастью, давно уже прошло время, когда эта «правящая» каста одна правила государством: другие сословия порядком уже оттеснили ее, особенно на парламентской арене. Но она еще правит душами, определяет нравственную моду всей страны и все еще очень сильна в высшем чиновничестве. Всего сильнее она, конечно, в армии, особенно чем выше. Китченер, с его отвращением ко всему, что отдавало привкусом «фантазии» — «fancy», очень был для них типичен. Но, конечно, фантастический полк — это еще пустяк по сравнению с таким чудовищем фантазии, как возрождение еврейского государства.

После этого нетрудно себе представить раздражение этого военного кружка — касты над кастами — когда в самый разгар войны им вдруг заявили: извольте насаждать сионизм; мы посылаем вам еврейские батальоны; посылаем сионистскую комиссию. Ставка возмутилась. Как можно сделать такой шаг, не спросясь у нас? И как можно осложнять нашу военную задачу «политикой», да еще такою политикой, которая очень не по вкусу арабам? Разве не вы нам велели привлечь арабские сердца? Чего бы вам не дождаться конца войны? Все это вопросы, которым трудно отказать в известной резонности.

Но это все было только полбеды. Вторая половина, пожалуй, не менее важна. Я назвал несколько имен: Лоренс, Фильби, Ричмонд — можно было бы назвать еще несколько, ибо и у «касты» есть свои фантазеры. Но они облюбовали такую «мечту», которая легко и уютно укладывается в самые застарелые британские традиции. Не «fancy», не дикое новшество, а вполне законное порождение вчерашнего дня — «Пан-Арабия». Англия вот уже 40 лет хозяйничает в Египте, имеет интересы в Месопотамии, владеет несколькими точками на всех побережьях Аравийского полуострова; выработался огромный опыт, как управлять арабами. Остальное просто: теперь надо их освободить, потом объединить, потом дать им королей — этаких живописных шейхов в зеленых и белых чалмах, которые за столом сидят с ногами на кресле… Такая мечта — другое дело; пожалуйста.