Слово о полку Игореве

Анализируя мировоззрение автора Слова о полку Игореве, С. И. Данелиа даже пришел к выводу, что его основные убеждения «вполне укладываются в рамки христианского миросозерцания и не заключают в себе признаков язычества автора».[Данелиа С. И. Мировоззрение автора поэмы «Слово о полку Игореве» // Данелиа С. И. Статьи о русской литературе. Тбилиси, 1956. С. 24, 31.] Имена языческих богов в Слове, по его мнению, выполняют лишь «поэтическую функцию». В той же степени, как упоминание Марса, Плутона и прочих богов Олимпа в «Россияде» не дает основания делать заключения об язычестве М. М. Хераскова, нельзя на основании упоминаний в Слове Велеса, Хорса и Даждьбога считать язычником автора этого произведения.[Данелиа С. И. Мировоззрение автора поэмы «Слово о полку Игореве» // Данелиа С. И. Статьи о русской литературе. Тбилиси, 1956. С. 29.] Но даже больше этого. Миросозерцание автора Слова становится совершенно понятным, только если допустить, что произведение появилось во второй половине XVIII в. в пору увлечения славянской мифологией. Если к этому же учесть интерес Быковского к литературе Просвещения (в частности, к Вольтеру), то появление языческих богов под пером архимандрита-рационалиста XVIII в. не может нас удивить.

Существует в литературе и другая точка зрения, согласно которой автор Слова — представитель двоеверия, сочетавший как языческие, так и христианские воззрения (в последнее время подобные взгляды высказывали Б. В. Сапунов, A. Болдур и др.).[Сапунов Б. В. Ярославна и древнерусское язычество//Слово. Сб.-1962. С. 321–329; Болдур А. Ярославна и русское двоеверие в «Слове о полку Игореве»//РЛ. 1964. № 1. С. 84–86. {См. также: Соколова Л. В. Двоеверие в «Слове»//Энциклопедия. Т. 2. С. 87–92.}]

Однако этому противоречит весь строй памятника. Дело даже не в том, что автор упоминает Бога («Игореви князю Богъ путь кажетъ»), полоцкую Софию («позвони заутренюю рано у святыя Софеи») и киевскую Пирогощу («Игорь детъ… къ Святи Богородици Пирогощей»), кончает произведение традиционно-христианским «аминь». Он знает угрожающий смысл знамений, а поражение на Каяле объясняет тем, что Игорю «жалость… знамение заступи искусити Дону великаго». Ведь «ни хытру, ни горазду… суда Божиа не минути». Для автора Слова поход против половцев — это борьба с «погаными» (он знает «поганого кощея»); князь и дружина воевали, «побарая за христьяны на поганыя плъки». Христианский элемент в Слове сравнительно с летописью и другими памятниками XII в. выступает приглушенно, но он пронизывает все произведение.

Решающим обстоятельством является широкое использование автором Слова библейских книг и прекрасное знание церковнославянского языка. А. И. Клибанов во время дискуссии по Слову о полку Игореве суммировал наблюдения B. Н. Перетца. В Слове, судя по Перетцу, символы, лексика, словосочетания имеют 167 параллелей к книгам Библии и в репертуар автора входит 35 библейских книг. «Сейчас, — добавил А. И. Клибанов, — можно говорить о 180 случаях обращения к 36 книгам Ветхого и Нового Завета» в Слове о полку Игореве.[АН СССР. Отделение истории. Стенограмма обсуждения работы А. А. Зимина, вечернее заседание 5 мая 1964 г. С. 94.]

Язычником или двоевером такой образованнейший книжник быть не мог. Даже допуская существование в XII в. языческих пережитков, нельзя себе представить столь причудливое сочетание церковной культуры с откровенно внерели-гиозным миропониманием. Киевский дружинник или «славутный певец» не мог бы и подумать петь при княжеском дворе хвалу изгнанным богам или назваться внуком Даждьбога.