Слово о полку

В зимний вечер, в самый разгар лондонской слякоти с полудождем и полуснегом на улице, кто-то стучится в мою дверь. Входит молодой человек, очень бедно одетый, и протягивает мне измятый, грязный клочок бумаги. Я узнаю почерк приятеля, который застрял в Яффе. Он пишет: «Податель – Гарри Фирст. Можешь ему верить». Гарри Фирст говорит:

– Я прямо из Палестины. Тамошние рабочие мне поручили сказать вам, что они за ваш план и чтобы вы не дали себя запугать никакими страхами за судьбу палестинских колоний. Это – первое. А второе: я к вашим услугам. Я говорю на идиш и по-английски; член рабочей партии и знаю Уайтчепел. Чем могу служить?

– Поселитесь в Ист-Энде и займитесь тамошней молодежью, – говорю я.

Он встает и уходит.

И с тех пор два года подряд Гарри Фирст вел нашу агитацию в Ист-Энде, в мастерских, в чайных, в комитете своей партии, на собраниях. Одного за другим находил он отдельных сторонников, знакомил меня с ними, а потом шел дальше работать. Он стал одной из популярных фигур Уайтчепела: его и любили и терпеть не могли. За что терпеть не могли – понятно; а любили за то, что и противникам импонировало его спокойное, учтивое упрямство и его благородная бедность. Потом он поступил в легион тихо и по-хорошему отслужил свои два года в Палестине, не добивался никаких послаблений и повышений; а после демобилизации исчез, не напоминая о себе, не требуя ничьей благодарности, и я не знаю, где он и что с ним. Может быть, кто-нибудь покажет ему эти строки: шалом, Гарри Фирст, один из тех «безыменных солдат», которые делают историю, – а честь оставляют именитым.

* * *

Есть в Лондоне короткая, широкая улица Уайтхолл: в ней сосредоточено управление королевством и половиной земного шара. В нее впадает и переулок, именуемый Даунинг-стрит: здесь дворец и канцелярия премьера, министерство иностранных дел, министерство колоний. Здесь, кроме того, с первых месяцев войны учрежден был особый департамент пропаганды; но я об этом не знал.

Однажды адмиралтейство пригласило иностранных корреспондентов съездить в Розайт (военная гавань в Шотландии) – посмотреть британский флот. Сопровождал нас, между прочим, английский журналист Мастерман. Мы разговорились; об александрийском отряде он что-то слышал, и я рассказал ему о своих замыслах. Он заметил:

– Меня теперь все на свете занимает с точки зрения пропаганды. Ваш проект – великолепный материал для пропаганды. Хотите повидаться с лордом Ньютоном?

– Кто это?

– Министр пропаганды. Вы мне дайте материал, я составлю докладную записку для лорда Ньютона, и он вас вызовет.

Не скоро дела делаются в Англии; но через несколько месяцев я, побрившись старательнее обыкновенного, взобрался на верхушку омнибуса и поехал в Уайтхолл на свидание с лордом Ньютоном.

– Мысль, пожалуй, и хорошая, – сказал он, выслушав меня, – и, конечно, я слышал о еврейском батальоне в Галлиполи; но – при чем тут мой департамент?

– Один вопрос: дорожите ли вы отношением еврейства нейтральных стран?

– Да, – сказал он с некоторым колебанием, – только должен, к сожалению, признаться, что мы этим отношением недовольны. Мне еженедельно представляют выдержки из еврейской печати в Америке… ничего не понимаю. Разве наша это вина, что русский режим – как бы это сказать – носит на себе отпечаток некоторой отсталости?

– Лорд Ньютон, дело совсем не в том, чья вина. Суть дела в факте. Вот основной факт: победа союзников, вероятно, укрепит этот самый русский режим лет еще на двадцать. Устранить этот факт Англия не может, с этим я согласен. Англия может только создать ему противовес.

– Как?

– Есть на свете одна только вещь, которую евреи любят еще больше, чем они ненавидят русский режим: эта вещь – Палестина. Только ради большой любви может масса закрыть глаза на большую ненависть: другого пути нет.

– Что же вы предлагаете? Издать манифест от имени английского правительства с выражением благоволения к сионизму?

– Это было бы желательно в высшей степени; но я думаю, что американские евреи сказали бы на это: очень приятно, только ведь манифест – бумага, а где факты? Видите ли, вся эта война началась с того, что пущено было в ход ядовитое слово – «клочок бумаги». Слово это получило огромную и нездоровую популярность, и никто больше манифестам не верит. Тем более что русский режим состоит не из манифестов, а из фактов. Поэтому и противовес должен состоять не из одной бумаги.

– Какие тут возможны факты? Нельзя же отдать Палестину, когда она еще не завоевана… И вообще – вы, конечно, понимаете, я весь этот вопрос обсуждаю пока только в теории…

– Единственным логическим фактом было бы учреждение еврейского контингента, предназначенного для участия в завоевании Палестины.

– Позвольте, ведь никто еще не знает, пойдем ли мы на Палестину; в военном министерстве считают, что не пойдем.