Слово о словах

«В одной немецкой газете, – уверяет он, – я сам читал такую весьма занятную историю:

Готтентоты (по-немецки: „хоттентотэн“), как известно, ловят в пустынях кенгуру (по-немецки „бойтельратте“ – сумчатая крыса). Они обычно сажают их в клетки („коттэр“), снабженные решетчатыми крышками („латтенгиттер“) для защиты от непогоды („веттэр“).

Благодаря замечательным правилам немецкой грамматики всё это вместе – кенгуру и клетки – получает довольно удобное название:

„Латтенгиттерветтэркоттэрбёйтельраттэ“.

Однажды в тех местах, в городе Шраттертроттэле[107], был схвачен негодяй, убивший готтентотку, мать двоих детей.

Такая женщина по-немецки должна быть названа „хоттентотэнмуттэр“, а ее убийца сейчас же получил в устах граждан имя „шраттертроттэльхоттентотэнмуттэраттэнтэтэр“, ибо убийца – по-немецки „аттэнтэтэр“.

Преступника поймали и за неимением других помещений посадили в одну из клеток для кенгуру, о которых выше было рассказано. Он бежал, но снова был изловлен. Счастливый своей удачей, негр-охотник быстро явился к старшине племени.

– Я поймал этого… Бёйтельраттэ! Кенгуру! – в волнении вскричал он.

– Кенгуру? Какого? – сердито спросил потревоженный начальник.

– Как какого? Этого самого! Ляттэнгиттэрветтэркоттэрбёйтельраттэ.

– Яснее! Таких у нас много… Непонятно, чему ты так радуешься?

– Ах ты, несчастье какое! – возмутился негр, положил на землю лук и стрелы, набрал в грудь воздуха и выпалил:

– Я поймал шраттертроттэльхоттэнтоттэнмуттэраттэнтэтэрляттэнгиттерветтэркоттэрбёйтельраттэ! Вот кого!

Тут начальник подскочил, точно подброшенный пружиной:

– Так что же ты мне сразу не сказал этого так коротко и ясно, как сейчас?!»

Автор «Тома Сойера» и «Гека Финна», можно думать, не слишком считался с немецкими словарями, когда писал свой смешной рассказ. Города «Шраттертроттэль» вы на картах мира не найдете. Неграм несвойственно болтать между собой по-немецки. Кенгуру отродясь не жили в Южной Африке. Наверняка выдумана и немецкая газета, и невежественная корреспонденция в ней, и само это слово, напоминающее скорее тяжеловесный железнодорожный состав, чем обычное существительное. Не выдумал Марк Твен одного – действительной способности немецкого языка нанизывать таким образом одно на другое обычные слова-корни, превращая их в длиннейшее сложное образование.

Способность эта свойственна не одному только немецкому языку. Ученые люди, пользуясь латинскими и греческими корнями для обозначения химических веществ, иной раз соединяют их в слова ничуть не короче марктвеновских. Тут это неудивительно; если интересующее химиков вещество состоит из доброго десятка составных элементов, то они и сочетают вместе десять их названий: кто им может помешать?

Тот, кто, по несчастью, болел малярией, принимал, вероятно, желтый горький порошок, называемый в аптеках акрихином. У него есть, однако, другое, более точное химическое наименование. Химики зовут его:

«Метоксихлордиэтиламинометилбутиламиноакридин».

Может быть, вы скажете, это не слово? Нет, это всё-таки слово, и слово русское. Его можно склонять (попробуйте!). Вы сразу же увидите, что это существительное, а не глагол. Вы не поверите, если я вам скажу, что его можно сочетать с прилагательным «желтая». «Нет, – возразите вы, – „желтый“! Это мужской род!» Значит, это слово!

Можно найти и прилагательные такой же почти длины:

«Метилциклогексентилметилбарбитуровая кислота».

«Тетраметилдиаминодифентиазониевый хлорид» и т. п.