Слово о словах

Как видите, слова недлинны, хотя и не все односложны. Китаисты объяснят вам: это естественно. Хотя теперь китайский язык все дальше отходит от первоначального «корневого» типа, все же по происхождению он остается языком корневым и даже более того – моносиллабическим, однослоговым. По этой причине, изучая его, натолкнемся на чрезвычайно любопытные, даже странные для европейца явления и особенности, совершенно несвойственные нашим языкам.

Понятно, что в чисто корневом языке не может быть решительно никаких аффиксов, никакого изменения формы слов: недаром в свое время подобные языки называли, как я уже сказал, «бесформенными». Простые односложные слова таких языков трудно сравнивать даже и с нашими «корнями»: непонятно, что´ можно считать «корнем» растения, у которого вы не видите ни стебля, ни листьев, ни ветвей! Если уж нужно сравнение, слова такого языка можно уподобить «марсианам» Герберта Уэллса: у этих существ все тело представляло собой голову; не было ни туловища, ни конечностей, ничего. Голова, и только!

Чтобы дать некоторое, очень отдаленное представление о таких словах, указывают обычно на те из наших слов, которые по своему составу не отличаются от корней вроде:

«дуб», «кот», "я", «бык», «он»,

или на немецкие и английские:

«тиш» (стол), «криг» (война), «думм» (глупый), «биг» (большой).

В этих двух языках такие слова-корни обладают даже способностью сливаться друг с другом без всяких видимых изменений в слова-двояшки, точно их магнитом притягивает одно к другому:

«бан» (по-немецки – путь) + «хоф» (двор) = «банхоф» (вокзал).

Однако между ними и словами «моносиллабических» корневых языков огромная и существенная разница.

Мы, русские, люди аффигирующие, всегда чувствуем, что к каждому нашему корню в любой миг можно присоединить и приставку, и суффикс, и окончание. Мы не можем даже мысленно отнять от них способности к изменению: только ею слова и живут в предложении.

ДУБ, но рядом ДУБ+а, ДУБ+у, ДУБ+ами, или:

ДУБ+ок, под+ДУБ+ный, ДУБ+ов+ат+ы+й

Именно благодаря этим «формам» слова мы можем склонять имена, спрягать глаголы, производить от одного слова другое, связанное с ним по смыслу, превращать существительные в глаголы или глаголы в прилагательные. Благодаря им – только благодаря им – мы получаем возможность легко и свободно построить из отдельных кирпичиков-слов целое живое предложение, выразить любую мысль. Что´ бы вы стали делать, если бы вам вместо обычных слов дали несколько не поддающихся никаким изменениям слов-корней, вроде:

«гриб», «жук», «бор», «полз», «кус», «зуб», «бег», «лет»,

и попросили бы, ничего не меняя в них, рассказать при их посредстве какую-нибудь историю?101Сомневаюсь, чтобы у вас что-либо получилось. А ведь корневые языки потому-то раньше и называли «аморфными», что они обходятся без всякого изменения корней.

Как же это возможно?

Существенную роль играет в них при построении предложений сам строго узаконенный порядок слов, точно выверенное сочетание данного слова с соседними. В связи с этим одно и то же слово может принимать на себя весьма различные роли в предложении.

Вот, например, сочетание слов «хао жень» переводится на русский язык, как «хороший человек». Каждый из нас сделает из этого вывод, что если «жень» – существительное «человек», то «хао», очевидно, прилагательное в единственном числе и именительном падеже мужского рода.

Но не так просто это. Вот вам другое китайское предложение:

«Та шо чжунго-хуа, шоды хэнь хао».

Означает оно в целом: «Он хорошо говорит по-китайски». Но если попытаться перевести его дословно, буквально, то у нас получится что-то вроде:

«Он говор китай-слово, говор очень хорош».

Легко заметить, что тут слово «хао» выполняет уж никак не задание быть прилагательным, определением при имени: у него скорее роль именной части сказуемого. А ведь оно осталось неизменным.

Фраза «на хэнь хаоканьды» («это очень красиво») построена примерно вот как:

«Это очень хорош смотрит».

Слово «кань» имеет значение «глядеть», «смотреть», а «хаокань» – нечто вроде нашего «миловидно».

Даже в одном предложении не редкость встретить одно слово в двух различных ролях и значениях. Так, фраза:

«Кань шы хаокань, хао чы бу хао чы ни»

составлена приблизительно таким образом:

«Смотр есть хорош-смотр, хорош вкус не хорош ли?»

Конечно, это не перевод; это только неуклюжая попытка как можно точнее передать, как строится речь из неизменных корней. Перевели бы мы тут совершенно иначе: «На вид-то оно хорошо, но вопрос: вкусно или не вкусно?»