Слово о слове

Но что говорить о родовых пережитках, вполне извинительных общей неразвитостью древнего социума, если даже в позднеантичное время народ, достигший и ныне непревзойденных высот в развитии культуры, противопоставлял себя по сути дела всей вселенной варваров. При этом последним определялась роль рабов, эллинам – их повелителей. «Прилично властвовать над варварами грекам“, – читаем мы не только у греческого драматурга; эта же мысль кладется в основу политического учения одного из величайших мыслителей Эллады. Впрочем, совсем еще недавно мораль тоталитарных государств не просто оправдывала – воспевала вещи, куда более страшные чем и «египетские казни“ и кошмар апокалипсических видений Иоанна. Что стоит, например, вот это:

Для нас одних лишь солнце станет
Сиять огнем своих лучей.

Так что отпечаток родовой этики до сих пор еще вполне явственно различается практически на любой морали, ибо любая мораль – это мораль группы, готовой поступиться интересами всех во имя своих собственных.

Нравственность же не имеет ничего общего с родовой организацией общества. Нравственность в принципе отвергает ее, ибо признает только один род – Род Человеческий в целом, не деля его на своих и чужих.

Нравственность появляется только там, где появляется личность. Личность же или, говоря иным языком, имманентным иррациональному сознанию, субстрат тех начал, которые характеризуют не тело, но самую душу человека, не возникает сразу, то есть тотчас же по завершении собственно антропогенетического процесса. Восходя по лестнице эволюционного развития, биологический предшественник человека со временем окончательно порывает со своим чисто животным прошлым, но потребуются, вероятно, еще долгие тысячелетия, прежде чем наделенное сознанием существо обретет душу. Мораль – это закон рационально организованного сознания. Ее веления не подчинены позывам животной плоти существа, взошедшего на качественно новую эволюционную ступень, и все же многие императивы морали сохраняют свою – пусть и облагороженную – связь именно с ними. Нравственное же начало – это принцип существования человеческой души, а значит, оно столь же отстоит от обычной морали, сколь она сама от потребностей физиологии.

Несмертная человеческая душа, или, что в глазах материалиста то же самое, личность формируется лишь в процессе разложения родового строя. Причем это не просто случайное совпадение во времени двух разнонаправленных движений – именно формирование личности оказывается своего рода ферментирующим фактором, ускоряющим разложение родовой организации бытия. Личность с самого начала предстает как альтернатива роду, как прямое его отрицание. Да и что, в самом деле, может быть общего между «коллективистским“ «Я“, осознающим себя лишь как интегральная часть некоторого большого целого, которое только и обладает самостоятельностью, и «Я“, осознавшим себя как гордая суверенность, способная противостать едва ли не всей Вселенной в качестве абсолютно равной ей ценности? Что может быть общего между ничтожностью, гордящейся тем, что она – «миллионная часть тонны“ (Е.Замятин) и монадой, способной уравновесить весь мир?

Таким образом, становление личности, или, точнее, некоторой таинственной субстанции, способной страдать даже там, где есть полное удовлетворение плоти, предстает как величайшее, поистине этапное событие – и не только в собственной истории человеческого общества. По-видимому, возникновение Жизни, становление Человека, формирование его Души – это все равнопорядковые явления. Формирование личности завершает собой один и одновременно открывает какой-то другой, новый, этап в развитии всего Большого Космоса. Нравственный же закон, впервые (для того мира, средоточием которого было Средиземноморье) прозвучавший в откровениях христианского вероучения, предстает в этом плане как своеобразная декларация становления. Именно эта декларация оказывается решающим свидетельством принципиально нового исторического свершения; до ее появления можно говорить лишь о последовательных количественных изменениях, которым еще только предстоит переполнить старую – родовую – меру.

Отсюда понятно, что нравственность и в самом деле может вызревать в лоне старой, родовой, этики, как в рамках, скажем, физико-химических форм движения может зарождаться великая тайна жизни, но, вызревая здесь, она отнюдь не становится их прямым линейным продолжением. Групповая мораль – во всех ее модификациях (от родовой до классовой) – и нравственность представляют собой формы самосознания принципиально разных начал организации живой материи. И, как человеческую мораль нельзя сводить к простой преформации принципов саморегулирования чисто стадного бытия, так нравственность не может быть сведена к линейному, количественному видоизменению морали. Совсем не случайно поэтому гордости родового сознания: