Слово о сыне

...Время нашей встречи подходило к концу. Теперь у Юры дни были расписаны. В этом расписании встречались названия других стран, о которых мы раньше только в газетах, книгах читали, в кино их видели.

Юра успокоил:

— Бывать буду часто.

Обещать-то он обещал приезжать, но я опасалась, что трудно Юре будет это сделать, раз так много у него разъездов. Но опасения были напрасными. Юра понимал, что нам будет очень не хватать его, да и сам скучал. Едва выдавался свободный день — являлся погостить. Хотя не так часто, как ему и нам хотелось.

А вот писем его мне стало недоставать. Телефонный разговор отзвучал — нет его. Письмо же можно читать-перечитывать...

...Сейчас часто читаю Юрины книги, статьи. Встречаются там упоминания о доме, детстве, семье, родителях — они как привет из далекого далека, от родного моего мальчика.

Земные пути

Мы с Алексеем Ивановичем так и не смогли привыкнуть к славе сына. Умом-то я понимала, что стал он человеком знаменитым, а все-таки как-то необычно, что многое из его жизни известно, что люди интересуются не только его работой, но и домашними делами. Как будто он все время на сцене находится и виден всем.

Говорить мы об этом с Алексеем Ивановичем не говорили, но знаю — он тоже задумывался над особым положением Юры. Поняла я это по одному случаю. Когда у нас в городе ремонтировалась пекарня и хлеб привозили из района, машина иногда задерживалась, возникали очереди. Как-то захожу в магазин, а там как раз хлеб только-только привезли, народу полно. Стала я в конец очереди, а тут одна женщина и говорит:

— А что, Гагарина, тебе, что ль, без очереди не отпустят?

Сказала не то что зло, а вроде бы с подковыркой. Люди-то ведь разные бывают! Я отвечаю:

— Отпустить-то отпустят, но вдруг, хлеб перед тобой кончится, ты и скажешь, что Гагарина мой хлеб взяла, да еще без очереди. Нет, не хочу, чтобы имя наше трепали. Постою — мне нетрудно.

Домой пришла, на сердце как-то неуютно. Случай вроде пустяковый, а тревожит, как заноза. Алексею Ивановичу рассказала. Он прежде успокоил:

— Нюра, ну что ты на такое внимание обращаешь? Небось другие-то ее одернули?

— Конечно.

Потом уж какое-то время прошло, он и говорит:

— Нюр! Ты бы это Юре рассказала. Имя-то не говори, не жалуйся. А пусть поймет, пусть знает.

И замолчал. Я тоже об этом же думала.

Когда Юра приехал, как бы между прочим пересказала. Он послушал, засмеялся:

— Воспитательное значение притчи понял. Не беспокойтесь! Я тоже не допущу такого, чтобы имя наше — как ты, мама, выразилась — трепали. Но... что у вас с хлебом?

Мы объясняем, а он построжал, брови сдвинул, говорить стал даже резче:

— Как это — очереди? Давно пекарня на ремонте? А что же мне ничего в исполкоме не сказали? Надо решать! Подождите!

Оделся. Ушел. Возвратился часа через два, улыбается:

— Ну вот, все в порядке. Я как-никак у вас депутат. Мне до всего дело.

Такие дела решал, а вот по дому помогать не удавалось. Бывало, только начнет какую-нибудь работу — забор поправлять, картошку сажать или копать, огурцы полоть или поливать — глядишь, кто-то из городских руководителей идет, вопросы важные нужно обсудить, Юра улыбнется:

— Мам! Освобожусь — помогу.

Но какое там — освобожусь! Идут и идут люди. Я вижу, ему домашними делами хочется заняться — физический труд он всегда любил, да другие заботы к себе требуют.

Нам не то обидно, что Юра не помог, а то, что побыть-то одним почти что не удавалось. Может, Юру такое положение тоже немного утомляло, только он никогда такого не сказал — ни словом, ни намеком. А кто приходил, никогда его неудовольствия не чувствовал, потому что не было его. Усталость, может, и была. Я думаю, Юра потому и к охоте пристрастился, что порой одному хотелось побыть. Ему как-то Алексей Иванович сказал, что охота — это вроде бы барство. Но Юра возразил:

— Подумать человеку тоже нужно. Природа к этому располагает.

Но эти замечания так, к слову. Юра приезжал обычно энергичный, подтянутый. Так и вижу: быстро выходит он из машины, несколько шагов, и он уже в доме. Глянешь — важный военный, улыбается — мой Юра, прежний: простой, ласковый, заботливый. А он уж подарки достает, да все нужное, желаемое. Значит, внимательный, присмотрелся, кто в чем нуждается, кто чего хочет,— отец, я, Зоя. А уж племянниц да племянника игрушками, сластями порадует.

Сам по дому, огороду ходит. Все обсмотрит, новое оценит, слово обязательно скажет:

— Абажур, мам, красивый. Или:

— Вот как Зоина клубника выросла, аи да ягоды!

А нам уж не терпится поговорить, о семье узнать, если он без Вали и девочек приезжал, о поездках послушать. Конечно, как каждой матери, угостить его хочется своим, домашним обедом.

Юра в дом пройдет — тут уж обычно вся семья собиралась, китель снимет, за стол сядет и эдак радостно-удивленно скажет:

— Щи! Ох, здорово как! Как я, мама, твои щи люблю!

 Зоя накрывает, заметит:

— Между прочим, я их готовила.

— И твои всегда вкуснющие!

А мы уж расспрашивать начинаем. Половина времени уходила на рассказы о его поездках по свету. Раз он даже шутливо посетовал: