— Ну и дурак. Объяснил бы по-хорошему, — я отвела глаза.
Уйма фыркнул:
— Ты, маг дороги, уши-то не развешивай. У него руки связаны, так он языком плетёт. Смотрите-ка, вроде выход?
Шагах в тридцати перед нами тоннель заканчивался широкой железной дверью.
— Да уж. Представь себе. Вот ты пал в бою, пришёл в царство мёртвых, тут тебе мягкие подушки, еды и питья от пуза, красавицы, курильницы, всё как надо. И вдруг являются паршивые некроманты, выгоняют тебя, честного мёртвого воина, из твоего чертога, хотят сами есть-пить и целовать красавиц. Я бы обиделся.
Свистящий голос Уймы отражался от стен и куполов, от зеленоватых каменных статуй, от маслянистой поверхности непрозрачного подземного озера. Звук уползал в тоннели и ещё долго отдавался там, как будто тысячи змей на все лады повторяли слова людоеда, и мне хотелось, чтобы Уйма замолчал.
Соляная Бездна оказалась совсем не такой, как я ожидала. Мы попали, словно в огромный кусок сыра с большими дырками. Это было похоже на давно покинутый парк аттракционов: пещеры, коридоры, лесенки, мосты и переходы, странные конструкции; спиральные желоба, как водные горки в аквапарке, пронизывали гулкие пустые пространства, уходили вниз на страшную глубину и там терялись из виду. Из стен выступали статуи, похожие на шахматные фигуры в склепе Вырвиглаза. Уйма поплевал на руку, помусолил ближайшую статую, лизнул палец, поморщился:
— Соль.
На дне сухих желобов ершились иголочками неблестящие кристаллы.
— Здесь, — голос Максимилиана звучал еле-еле, но, начав говорить, мальчишка уже не мог остановиться, — было место для мёртвых-бессмертных, которые сбежали с поля боя.
— Для трусов, — невозмутимо уточнил Уйма. — И что же?
— Они гоняли соль по желобам. Языками.
— Тоже мне наказание, — мне было страшно, поэтому я пыталась уверить себя, что всё происходящее — смешно.
Максимилиан странно покосился на меня:
— По-твоему, ничего особенного? А ты представь…
Я посмотрела на ближайший к нам жёлоб. Он был хитро изогнут — то резкая прямая горка, то широкая спираль, вроде как тело удава. Я вообразила: вот по жёлобу идут один за другим малодушные воины. Языки у них отвисли до земли, и они гонят и гонят перед собой волну соляного раствора…
— А они вверх… шли или вниз? — спросила я, давясь нервным хохотом.
Максимилиан не отозвался. Кажется, мой смех его оскорбил.
— Вверх, конечно, — ответил за него Уйма. — Потом вниз скатывались — и опять… И где они теперь?
Максимилиан вздохнул:
— Их освободил мой дед. Он думал поставить их на войну против других мёртвых-бессмертных.
— Против храбрецов, — уточнил Уйма. — А они? Которых он освободил?
— Разбежались кто куда. Затаились.
— Понятно, они же трусы.
— Не все! Ты, что ли, никогда с поля битвы не бегал?
Уйма холодно усмехнулся:
— Никогда.
Максимилиан хотел что-то сказать, но в этот момент сверху послышался нарастающий шум. Я вскочила, вскинув посох. Уйма ощерился. Максимилиан присел на корточки.
Шум превратился в грохот. Отовсюду посыпались соляные кристаллы, закружились в воздухе, как снег. Я прищурила слезящиеся глаза; по одному из желобов катился череп, описывал виток за витком, подпрыгивал, грозя вывалиться за борт, но не вывалился и продолжал катиться. Всё ниже… ниже…
Шум долго не смолкал. Череп скрылся в переплетении желобов, по маслянистой воде озерца все ходили судорожные мелкие волны, и летели кристаллы соли, и подрагивал воздух.
— Откуда это? — спросил Уйма. — Что там, над нами, замок?
Максимилиан помотал головой:
— Раньше это был не замок. И наверх здесь нельзя. Идти надо вдоль берега… Вдоль озера… и там будет мост.
Мы шли по слою соли, хрусткой, как снег. Уйма так хряпал сапожищами, что только крошки летели, и след за ним оставался почти как за танком. По этому следу, перепрыгивая из одного отпечатка в другой, тянулся Максимилиан. А замыкала шествие я — с посохом наперевес.
— Стой!
Людоед не сразу, но послушался. Недовольно обернулся:
— Что такое?
— Опасность, — я указала вперёд дрожащим пальцем.
— Известное дело, — согласился людоед. — Так что?
Я оглянулась назад. Возвращаться? Искать обходной путь?
Не дожидаясь команды, Уйма повернулся и снова захрустел сапожищами. Я подняла посох повыше. Впереди, в коричневом плоском полумраке, уже был виден верёвочный мост над густой зеленоватой водой.
На мосту кто-то стоял. Тёмная фигура, похожая на оплывшую чёрную свечку.
Уйма остановился. Максимилиан врезался ему в спину. Я замерла с поднятой ногой.
Кап, упала в воду тяжёлая капля. Кап-п.
— Кто здесь?!
— Долго, — тихо сказала фигура, и от звука её голоса вода взялась морщинками. — Долго ждать.
— Нам надо на ту сторону, — невозмутимо сообщил Уйма.
— Когда-то здесь был перевоз, — задумчиво сказала фигура.
— Теперь нет, — возразил Уйма после короткой паузы. — Теперь мост. Ты дашь нам пройти?
— Проходите, — неожиданно легко согласилась фигура. — Я возьму только
Максимилиан осел на соляную россыпь.
— Кого? — спросила я, надеясь затянуть время.
— Некроманта, — уточнила тень. — Кровь Аррдаха, я чую.
— Бери, — согласился Уйма.
— Да ты что! — от возмущения у меня волосы встали дыбом.