Слово Оберона

На нижней площадке наш провожатый свернул в коридор, потом ещё свернул и ещё раз свернул. Мы очутились в подземном зале. Здесь было бы почти темно, если бы не красная подсветка откуда-то снизу. Я разглядела овальный мелкий бассейн, прозрачный, по колено примерно, выложенный цветными камушками по бортам и по дну. Что-то метнулось у меня над головой — я вскинула посох. Здоровенная ящерица (или маленький крокодил?) пробежалась по тёмному потолку, рассыпая искры. Она вся светилась от морды до хвоста, светилась горячим красным светом. Прыг-плюх — поднялся пар из бассейна — странное существо сделалось чёрным, мокрым, глянцевым, выскочило из воды и пропало в темноте.

— Это самое… — наш провожатый снял очки. Оказалось, его круглые глаза, так напугавшие меня, были всего лишь двумя выпуклыми стекляшками. А то, что пряталось под ними, вполне могло сойти за человеческое лицо — немолодое, не очень симпатичное, но вполне обыкновенное. У нас в школе сторож вот точно такой же.

— Это самое. Королю пойду доложить, так что докладывать?

— Лена Лапина, маг из-за Печати. Уйма, сын Охры Костегрыза, лю… мой телохранитель.

Плюх — бултых — пшшш!

Я вздрогнула. Ещё одна красная ящерица упала в бассейн, как раскалённый кусок железа, изошла паром, погасла и смылась.

— Так и доложим, — строго сказал наш провожатый. — Только, это… магию у нас тут в ход не пускать! Мы народ смирный. Если что не по нам — закатаем в лаву и в сере утопим. Нам чужого не надо.

И так, бормоча, он растворился в красноватой полутьме. Мы с Уймой переглянулись.

* * *

Мы с полчаса сидели спина к спине, молчали и смотрели на ящериц. Иногда их долго не было, а то шли прямо потоком, по несколько штук сразу. Бежали по потолку, раскалённые, прозрачные, можно было разглядеть их позвоночник и рёбрышки, и даже — смутно — внутренности. С шипением валились в бассейн, поднимали тучи пара, выскальзывали на бортик и разбегались кто куда — обыкновенные чёрные ящерицы, ну разве что очень большие.

— Уйма. Что они делают?

— А я почём знаю?

Молчание. Бульканье, шипение, шелест лап по камню. Снова тишина.

— Как ты думаешь, некромант нас дождётся?

— Куда он денется, жритраву? Он боится.

— А ты не боишься?

— Кого? — Уйма пожал плечами, так что я покачнулась. От него пахло свежим потом, как в спортзале. Не очень приятный, но и не совсем противный запах.

Мы снова помолчали.

— А почему у них так жарко?

— Нравится им.

— Я вся мокрая…

— Так разденься.

— Не могу. Неудобно.

Уйма хмыкнул, хотел ещё что-то сказать, но в этот момент наш провожатый вернулся. Он появился из тёмного проёма так неожиданно, что очередная ящерица, бежавшая по потолку, оступилась, сорвалась и грохнулась на пол, рассыпая искры. Я отдёрнула ногу — не хватало ещё обжечься!

Ящерица удрала в бассейн. Человечек торжественно поклонился:

— Ведено провести вас в покои. Его величество и его высочество примут вас.

* * *

Это был настоящий королевский дворец, даром что под землёй. Красотища стояла такая, что я на время даже забыла о жаре. И мебель, и украшения на стенах, и статуи каких-то королевских предков — всё было каменное и горячее.

Повсюду горел огонь — в щелях и нишах, и в огромных каминах. Понятно, откуда наверху столько дыма. Горячие ящерицы сидели на потолке, как комары в летний вечер. Их раскалённая шкурка переливалась всеми оттенками красного и оранжевого, и это было лучше, чем любая новогодняя гирлянда.

Уйма шагал среди всех диковин, бесстрастный, как настоящий дикарь, и голый к тому же. Я не знала, стесняться мне его или гордиться таким телохранителем: уж больно красиво бликовал огонь на его мускулистых, зеркальных от пота руках.

Наконец мы пришли. В высоком зале горели каминов двадцать (я готова была вот-вот задымиться), вдоль стен стояли кресла и статуи, а в центре возвышались два трона, побольше и поменьше. Я посмотрела сначала на принца — и разинула рот:

Принц-саламандра был очень худой, чёрный и совсем без одежды. Во всяком случае, мне так сперва показалось. Растерявшись, я взглянула на короля — тот был такой же тощий, такой же чёрный и гладкий, только вокруг головы у него топорщились седые волосы. В следующую секунду я с облегчением поняла, что это не нагота: тело короля было покрыто тёмной чешуёй, чешуйчатый воротник обрамлял тонкую шею, над воротом торчал острый кадык, как у нашего физкультурника, а лицо было нормальное, человеческое и очень величественное, хоть и румяное сверх меры.

Я отвесила что-то среднее между поклоном и реверансом. Уйма, гордый дикарь, чуть наклонил голову.

— Я глядел в огонь, — сказал Король-саламандра, как только с приветствиями было покончено. — Мне было видение. Вы принесли нам либо большое горе, либо удачу и счастье. Отвечайте — что привело вас?

Я подумала, что видения у него уж очень универсальные: «Либо к сердцу прижмёт, либо к чёрту пошлёт».

— Разумеется, мы принесли вам счастье, — сказала я как могла громко и уверенно. — Король Оберон выдаёт замуж…