Слово павшего

Небо, затянутое покрывалом кучевых облаков, солнце разрисовывало во все цвета радуги. Витые фиолетово-белые полосы чередовались с желто-голубыми, красновато-синими, лилово-бордовыми, пурпурно-розовыми. Словно неведомый художник-экспрессионист, находясь в состоянии легкого подпития, разукрашивал небеса, исходя не из того, какой цвет с каким лучше сочетается, а тюбик с какой краской раньше подвернется ему под руку. Здесь и раньше смелые, неожиданные сочетания закатных оттенков удивляли меня настолько, что вечером я могла столбом встать посреди дороги и, не замечая течения времени, зачарованно наблюдать за прощальным приветом угасающего дня.

От восторженного созерцания столь величественного зрелища отвлек противный скрип. Услышав громкий унылый звук открывающейся двери, я подскочила как ужаленная, моментально забыв о своих болячках. Да и до них ли теперь, когда за мной явился смотритель Хранилища собственной персоной и наступила пора браться за дело. А вот дверные петли я бы посоветовала смазать, дабы не пугать незадачливых посетителей, ежели таковые здесь объявятся…

Смотритель Хранилища оказался таким же нетипичным, как и Магистр. Невысокий, я бы даже сказала, крошечный старичок, едва достающий мне до плеча, седой как лунь и древний как мир. Доброе задумчивое лицо избороздили глубокие морщины, в больших, до странности светлых серых глазах застыло отстраненно-мудрое выражение, длинные седые волосы и борода спускались едва ли не до пола, скрывая потертый серый балахон. Словом, он относился к той категории людей, которых обычно называют «не от мира сего». Впрочем, его действительно очень давно не интересовали дела мирские, с тех самых пор, как исчезли с лица земли павшие воины и он похоронил себя под толстым слоем старых летописей и вековой пыли.

При виде меня смотритель едва заметно нахмурился и неодобрительно покачал головой:

– Долго же ты добиралась, Райлит.

Естественно, он вспомнил меня так же быстро, как и я его, хотя со дня нашей последней встречи прошло почти два тысячелетия.

– Возвращаться иногда труднее, чем уходить, – вполголоса отозвалась я.

– Но ты вернулась. – Он поднял на меня светло-серые глаза. – Ты всегда возвращаешься, Райлит. Проходи, милости прошу.

– Мир этому дому, – привычно пробубнила я и, подхватив тяжелую сумку, шагнула за порог.

Смотритель, чуть прихрамывая, вошел следом и тщательно запер дверь, после чего обернулся и вновь неодобрительно покачал головой. Проследив за его взглядом, я вздохнула и пожала плечами. Конечно, ему непривычно видеть перед собой обычного человека, а не грозного павшего воина. А смотрел он на витые рукояти клинков, загадочно выглядывающие из-под клапана сумки. Но что поделать, если мне неудобно носить их на спине в ножнах. Я вообще первый раз в жизни взяла в руки холодное оружие (кухонный нож – не в счет) и, мягко говоря, не знала, что с ним делать. Попробовала тащить их на спине – и через полчаса сняла: клинки оказались на редкость тяжелыми и неудобными, непривычно оттягивали меня назад и натирали плечи. Конечно, держать их в и без того тяжелой сумке – не дело, но я скорее расстанусь с одеялом и провизией, чем с ними.

– Перемены тебе не к лицу, – смотритель засеменил к лестнице. – Что с тобой сотворило странствие?

– Долго рассказывать, – угрюмо проворчала я, следуя за ним по пятам.

– А времени у тебя, как всегда, нет, – добродушно прокомментировал старичок. – Опять вся в делах?

– Угу…

– Как обычно.

Поднявшись по лестнице на второй этаж, мы зашли в небольшую круглую комнатку, сплошь уставленную стеллажами со свитками, на которые я и уставилась, как голодающий на вожделенный кусок хлеба. Впрочем, раз добралась до своей цели и нахожусь в относительной безопасности, почему бы и не позволить себе несколько минут отдыха? Воспользовавшись тем, что старик с извинениями покинул комнату, я быстро стащила с себя пыльную дорожную одежду, завернулась в относительно чистую рубаху Серафимы и без сил рухнула в кресло. Счастье-то какое, идти никуда не надо…

– Почему ты босиком? – был следующий вопрос смотрителя, когда он вернулся, неся две чашки горячего травяного чая.

Я поспешно подобрала под себя ноги, прикрыв их длинной полой рубахи, и скорчила рожицу. От носков, разумеется, мало что осталось, и весь этот день я топала по дороге практически босиком, благо, на пути не встречалось ни острых камней, ни битого стекла, ни отравленных стрел… Подумав, я выложила смотрителю всю историю своих злоключений, начиная с тихой жизни в другом мире и заканчивая озером. Лишь о некоторых моментах вроде встречи с вайлиной или подробного разговора с Магистром, разумеется, тактично промолчала, раз он обо мне такого хорошего мнения, что случалось нечасто. И о проблеме обуви тоже намекнула.