Слово шамана (Змеи крови)

— Мыслю я, хороших колдунов, настоящих, басурман способных остановить среди них может не оказаться. Как отличить, как узнать? Боюсь я, потратим мы золото и время свое, но пользы от этого не станет.

— Согласен, — кивнул Росин.

— А коли согласен, — поднялся из кресла опричник, — так различи мне чернокнижников истинных, и тех, что корысти ради таковыми притворяются. Ибо иерархи церковные на вопросы сии крестятся и проклятия шлют, а самих чародеев просить средь себя различия провести я не могу. Мыслю, как раз корыстные обманщики промеж собой сговорятся, и истинных ведунов за несмышленышей выдадут.

— Тоже правильно, — хмыкнул Костя. — Честному человеку промеж жуликов никогда не выиграть.

— Вот и разреши вопрос сей, Константин Алексеевич, — подвел итог опричник. — Мыслишь ты всегда как-то… — Толбузин изобразил пальцами рук нечто вроде бегущей многоножки. — Вот и придумай способ зерна от плевел отделить.

— Эта процедура называется продуванием, — негромко ответил Росин. — Много их?

— Сотни две, коли еще кого не подвезли.

— Ладно, чего-нибудь придумаем. Здесь проверку проводить станем? Тогда, боярин Андрей, выдели мне две комнаты больших, куда колдунов после проверки отводить станем. А то как бы не перепутать потом… Пожалуй, завтра и начнем?

* * *

Устроившийся в углу на табурете Андрей Толбузин откинулся спиной на стену и молча наблюдал за жестами одетого в лапти и потрескавшийся кожух старика с совершенно седой спутавшейся бородой.

— Ты лети слово быстрое, над ветрами над болотами, над чащами, над полями… обернись вокруг света белого, обернись вокруг света черного, ты вернись ко мне слово твердое, ты вернись ко мне словом истинным… Да, — старик выпрямился во весь рост и отер пот со лба. — Тяжкую ты задачу задал мне, барин. Но на то и судьбинушка мне такая выпала, чтобы людям Божьим помогать, беду отводить, да уперед жизни смотреть. И вижу я, что родится у тебя сын — красно солнышко, вырастет буйным молодцем, народит тебе детей правнуков.

— Ну и хорошо, — кивнул Росин. — Антип, отведи старца в трапезную.

Холоп, вежливо кланяясь, прихватил широко перекрестившегося божьим словом целителя под локоток, а спустя несколько минут завел скрученную, кривоглазую, патлатую бабку, изо рта которой торчали вперед два желтых длинных зуба.

Опричник у окна торопливым движением перекрестился и озабоченно покосился в сторону задернутой ситцевыми занавесочками иконы, перед которой тлела малым огоньком лампада.

— Что позвал, мил человек? — прохрипела старуха, опираясь на скрюченную, сделанную из соснового корня клюку. — Чего тебе надобно?

— Вопрос у меня важный есть, бабушка, — Росин прокашлялся в кулак и указал на кресло, где под легкой, но непрозрачной накидкой угадывался человеческий силуэт. — Боярыня у меня знакомая на сносях. А посему важно мне крайне знать, кого родить собирается, девочку или мальчика? Но только кто она такая, ведать тебе не надобно, и лица или тела ее я тебе не покажу.

— А и не надо, мил человек, — с готовностью согласилась старуха. — Пусть она монетку золотую возьмет, плюнет на нее трижды, а ты мне принеси. Я над ней заговор сочту, в пламени жарком сожгу, тут же и ответ точный дам.

— Понял, сделаю, — зевнул Росин. — Антип! Проводи гостью в трапезную.

Ох, жрать-то как охота.

Ну, ладно, еще пару чародеев проверим, и перерыв сделаем. Ну, кого там еще Бог послал?

Следующим в комнату вошел узкоглазый, смуглолицый безусый и безбородый, коротковолосый мужчина в очень свободном светло-синем балахоне, на плечах которого были пришиты полоски белого заячьего меха. На шее непривычно чистого и пахнущего свежестью колдуна висело несколько тонких ремешков с привязанными к ним длинным черным когтем, идеально белым клыком, пучком рыжей шерсти и небольшим мешочком.

— Никак, татарин? — встрепенулся у стены боярин Толбузин.

— Сам, — кратко ответил гость.

— Что «сам»? — не понял Толбузин.

— Я сам, — повторил чародей.

— Саам, что ли? — сообразил Росин.

— Сам, — кивнул колдун.

— Самоед? Оттуда, с севера? — начал понимать гостя опричник.

— Сам, — опять кивнул гость.

— Чукчи-эскимосы, тунгусы-якуты, — рассмеялся Костя. — Неужто и там про наше дело прознали? И где твой бубен?

— Бубен, то брать нельзя. Он сильный. Он род хранит. Я сам пришел. Царь русский пришел. Москва. Помочь пришел. Сказать слово хочу.

— Ну и как же ты государю помочь сможешь, — опять откровенно зевнул Росин, — коли бубен свой сильный и колдовской с собой не взял?

— Бубен род хранит. Бубен уносить нельзя, — обеспокоено повторил саам. — Бубен, колотушка, кость на земле жить должен. Беда иначе придет. Сам можешь, бубен не трожь! Сам мать хранит, сам мать знает. Царь сказать пришел.

— Ты чего-нибудь понимаешь, Константин Алексеевич? — поинтересовался опричник.

— Только общую канву, боярин. Этот самоед не взял свой родовой бубен потому, что бубен штука сакральная и важная, и должна всегда храниться на земле предков, чтобы охранять род от всяких напастей. Я правильно излагаю? — обернулся Росин на северного колдуна. Тот кивнул. — А пришел он сюда, чтобы предупредить о чем-то московского царя.