В этот поток вклинивались партизанские отряды со своими обозами и, не имея возможности их обогнать, двигались с той же скоростью. Поэтому в назначенные пункты многие бригады прибыли с опозданием на три-четыре часа. Такая же участь постигла и нашу бригаду: вместо одиннадцати вечера мы подошли к деревне Жухари в третьем часу ночи.
Рассвет застал всю эту массу людей и обозов, растянувшуюся длинной колонной, при выходе из леса на открытое поле. Стало совершенно очевидно, что прорыв и выход из блокады совершить невозможно. Население и обозы укрылись в лесу, а бригады заняли круговую оборону.
В НОЧЬ НА ТРЕТЬЕ МАЯ
Весь день над лесом кружили самолеты. Часто слышались глухие разрывы авиабомб, иногда проносились истребители, строча из пулеметов. Но высокие стволы деревьев надежно защищали людей от осколков и пуль. А вокруг леса шли бои, особенно сильные на северном и юго-восточном направлениях, где находились Смоленский полк И. Ф. Садчикова и бригада имени П. К. Пономаренко.
Мы все хорошо знали, что если ночью не прорвемся из окружения, то через день-два, сосредоточив вокруг леса крупные силы, гитлеровцы уничтожат нас. Идти на прорыв сегодня было неизбежно, но в каком направлении и когда? Пока никто этого не знал.
Значительно позже стало известно, что в опергруппе было принято решение в ночь на 3 мая совершить прорыв в направлении деревень Чешки и Слобода с последующим выходом партизанских бригад и населения в леса Голубицкой пущи, южнее озера Шо. Заградительная линия противника на этом направлении представляла собой систему окопов, траншей, дзотов, насыщенную пулеметами, минометами и артиллерией различного калибра. А в недалеких населенных пунктах располагались крупные гарнизоны, имевшие на вооружении, кроме артиллерии, танки и бронемашины. Кроме того, по железнодорожной линии Полоцк — Молодечно, проходящей на расстоянии нескольких километров за линией гитлеровских позиций, непрерывно курсировали два бронепоезда. Это кольцо окружения предстояло прорвать партизанским бригадам, имевшим к тому времени на вооружении, в основном, только стрелковое оружие.
Ночь стояла темная, сырая. По небу плыли низкие тяжелые облака. Воздух, насыщенный влагой, казался густым. На этот раз движение людей и обозов проходило без сутолоки и заторов. Свое имущество — печатный станок, шрифт, бумагу — мы разместили на подводе и шли вместе с хозвзводом бригады. Впереди и за нами двигались хозяйственные подразделения других бригад и тысячи жителей со своими обозами. Они шли тихо, стараясь не создавать шума. Но вдруг колонна остановилась. И стояли мы подозрительно долго. Партизанские бригады уже давно ушли далеко вперед. Тысячи сердец замерли в тревожном ожидании. Казалось, что само время остановилось.
Но вот далеко впереди послышалась частая стрельба. Она то усиливалась, то затихала, потом стала быстро удаляться.
— Прорвали! — пронесся по колонне радостный крик.
— Быстрее! Быстрее вперед!
Вся масса людей и обозов шумно стронулась с места. Шли быстро, часто переходя на бег. На руках несли маленьких детей, сняв их с телег, а те, кто постарше, держась за подолы матерей, бежали рядом, испуганно озираясь по сторонам. Все спешили, намереваясь быстрее перейти тот страшный рубикон, который ожидал нас где-то впереди. А когда приблизились к выходу из леса, впереди, на поле, обрушился шквал артиллерийского и минометного огня. Всплески разрывов осветили все вокруг. Лес загудел, наполненный грохотом, треском и криками людей. И несмотря на то, что снаряды и мины падали слева, впереди и только редкие из них со зловещим шелестом проносились над колонной, тысячи людей, охваченные страхом, бросая все, ринулись назад. Не разбирая дороги, они прорывались сквозь заросли кустарников, падали в лесные ямы и канавы, снова поднимались и бежали дальше. Серьезных причин для такого панического бегства не было, ни один снаряд не разорвался среди людей, но остановить их уже было невозможно.
Несколько позже отходили отряды. Шли быстро по просекам и напрямик, несли раненых, оружие, боеприпасы. Снаряды и мины стали уже ложиться в лесу. Пороховой дым, как туман, пополз между деревьями.
Неожиданно на просеку выскочила молодая женщина с растрепанными волосами. Она бежала на край леса и кричала:
— Там мой сын! Мой сын!
Партизаны пытались ее удержать, но с неожиданной силой, сверкнув безумными глазами, она вырвалась и побежала по просеке дальше, выкрикивая одну и ту же фразу:
— Там мой сын!..
На опустевшей просеке, где еще изредка вставали фонтаны разрывов, четыре партизана несли на плащ-палатке тяжелораненого Ивана Качалина из 6-го отряда. Осколком снаряда ему оторвало ногу ниже колена, второй осколок срезал половину правой руки. Как могли, партизаны остановили кровотечение, перевязали страшные раны, но кровь уже проступила сквозь плотный слой повязок.
— Не несите меня больше! — вдруг громко попросил раненый.
Его опустили на землю.