Слово солдата

В Бегомльском районе бригада остановилась на отдых, совершенно необходимый для изнуренных боями и переходами партизан. Но недолго он длился: в середине мая гитлеровцы начали карательную экспедицию. Население поспешно уходило в глубь района, а местные партизанские бригады вступали в бой. Дым пожаров зловещими полосами охватывал широкие участки. Это была уже знакомая нам картина по Ушачам. Командование бригады приняло решение перейти в Западную Белоруссию — в Свирский район бывшей Вилейской области, и вечером 18 мая из деревни Пуща мы выступили в поход. Предстоял далекий путь по оккупированной фашистами территории.

На рассвете перешли шоссейную дорогу Лепель — Докшицы и снова вступили на территорию Ушачского района. Там еще всюду были следы недавней блокады. Цветущий край голубых озер был покрыт развалинами, пожарищами и трупами людей. Вдоль дорог бугрились дзоты и бункера, чернели окопы. Вокруг них валялись клочья бумаги, обрывки одежды, консервные банки, картонные коробки, разбитые деревянные ящики. На земле остались следы танковых гусениц и глубокие рытвины, выбитые колесами буксовавших автомашин. В лесу и на дорогах лежали еще не убранные трупы людей и животных, распространяя вокруг запах тления. Многие деревни и села были сожжены. Некоторые из них стали братским кладбищем для своих жителей. Вокруг царила мертвая кладбищенская тишина, нарушаемая лишь зловещим карканьем воронья, пролетавшего низко над пожарищами. Удивительно много появилось в районе этих угрюмых пришельцев севера.

Но жизнь брала свое, и уже заметно было ее проявление. По вечерам над пепелищем вились робкие дымки из труб уцелевших печей, стоявших под открытым небом, или от костров. Женщины, старики, дети, нашедшие временное убежище в погребах, землянках или шалашах, пытались как-то устроить свой быт.

Первого живого человека мы встретили еще в начале продвижения по Ушачскому району возле небольшой сожженной деревушки. Это была совсем еще молодая женщина — босая, с исцарапанными ногами, в изодранной одежде, с бледным изнуренным лицом. Ее худые плечи покрывал мешок из грубой холстины, завязанный узлом на груди. В одной руке она держала ведро с картошкой. Казалось, что она встала после продолжительной тяжелой болезни и еще не верит в свое возвращение к жизни. Легкая, невесомая, она боялась всего и всех и готова была каждую минуту броситься наутек. Какими-то странными, отрешенными глазами она рассматривала нас, а потом спросила утвердительно:

— Вы партизаны?

А когда получила ответ, что-то неуловимо радостное промелькнуло у нее в глазах, а на бледных сухих губах появилось подобие улыбки. Не спрашивая больше ни о чем, она стала рассказывать о пережитом.

Когда утром на их деревню налетели самолеты, она вместе со всеми убежала в лес. С ней были ее свекровь и дочь Катя одиннадцати лет. Но дочку еще в деревне настиг осколок снаряда, и она упала замертво. А свекровь ранило, но не сильно — осколком оцарапало ногу. Но вокруг раны вскоре потемнело, на теле появились синие пятна, и через неделю она умерла. Дочку она еще тогда унесла на руках и похоронила в лесу.

— Там же и свекровь лежит, — продолжала она глухим голосом. — Не старая еще была, сильная, она бы долго жила… Всю блокаду пересидела я на островке в лесном болоте. Питалась картошкой и другими продуктами, которые находила в уцелевших погребах. И вот теперь все время жду, чтобы хоть кто-нибудь вернулся в деревню. Но почему-то никто не приходит…

Почти три недели продолжался тяжелый голодный переход в Западную Белоруссию. Шли только ночью, обходя стороной гарнизоны. Когда проходили через деревни, в темных окнах домов, уцелевших от пожара, мелькали бледные лица, настороженно глядевшие на партизан. Но в дома и землянки мы не заходили, зная, что там царят жестокий голод и безысходное горе. Продукты доставали с большим трудом, и часто приходилось сутками оставаться без пищи. Тогда на остановках в лесу, чтобы приглушить голод, подрезали кору у молодых деревьев и, проводя ложкой снизу вверх по стволу, потом вылизывали густой сладковато-горький сок.

На рассвете пересекли железную дорогу Полоцк — Молодечно и через двое суток пришли в деревню Савичи, где планировалась длительная остановка. Двухнедельный голодный переход закончился. Население Западной Белоруссии, за исключением зажиточной прослойки и хуторян, относилось к партизанам приветливо и дружелюбно.

Утром 14 июня в деревню Савичи прибыл командир бригады Шлапаков. Он был в новой военной форме с погонами, еще не виденными нами. Комбриг пытливо всматривался в лица окруживших его, будто проверяя, все ли мы на месте. Но многих, с которыми столько было пройдено дорог, он недосчитался. Вместе с командиром бригады пришел 2-й отряд, который с 5 апреля находился в Шарковщинском и Миорском районах, и группа капитана Гришина, вырвавшаяся из блокады в ночь на 3 мая.

2