Слово солдата

ТЕОРИЯ ВЕРОЯТНОСТИ

Сколько ни смотрел я на карту Молдавии, так ни разу и не нашел село Вали Попи. А может, вовсе то было не село, а какой-нибудь хутор? Кто там его разберет. Только, видимо, не совсем правильно запомнил я название населенного пункта. Одну-две буквы перепутал. Все может быть. Какие там мы были стратеги и тактики весной сорок четвертого, когда в непролазной весенней грязи шли с боями по Молдавии! Это командиры смотрели на карты, отмечали разные там населенные пункты или высоты, мосты или дороги, которые надо захватить, оседлать или где следует закрепиться. А у рядового пулеметчика весь оперативный простор впереди ствола, а вся стратегия — добежать до того вон бугорка или до той воронки, припасть к земле, чтобы не убило, и открыть стрельбу по противнику, которого не всегда и видишь, если он затаился в окопе или замаскировался в складках местности. А еще может быть, что после войны село переименовали, и стало оно называться не Вали Попи, а как-нибудь иначе.

Да, все может быть.

Мне врезалось в память это село потому, что здесь я окончательно разуверился в достоверности убеждений, будто по теории вероятности пуля не попадает в пулю, снаряд не бьет в одно и то же место, а случаев абсолютно одинаковых не бывает вовсе. Нет, на войне все бывает.

…Глубокой ночью мы сменили на передовой какую-то часть, которая отходила в тыл на отдых. Видимо, требовалась абсолютная скрытность этого маневра, потому что строго-настрого запрещалось курить, переговариваться, звякать оружием или котелками. В дрожащем мертвенном свете немецких ракет мы видели, как мимо нас, пригнувшись, торопливо и безмолвно шли в тыл такие же, как мы, пехотинцы. Изредка над нашими головами пронесется и потухнет стайка трассирующих пуль. Одиноко крякнет в темноте мина, пущенная наугад, словно спросонку зататакает пулемет. Все это было привычно, вовсе не пугало и даже не настораживало.

И вдруг в тишине одиноко и неожиданно:

— Иванковецкие есть?

— Есть! Кто это?

Чей-то увесистый кулак солидно ткнул меня в затылок, кто-то приглушенно выругался.

— Тише, балда. Враг рядом…

Так и не знаю до сих пор, чей был тот ночной голос. Кому так хотелось встретить земляка, чтобы наспех перекинуться словом, узнать, что слышно из родного села.

А утром началось. Как я осмыслил позже, первоначально наша задача состояла в том, чтобы перебраться через болотистую низину, сосредоточиться на ее противоположной стороне и уже оттуда наступать на село.

Мы с Белышкиным бежали рядом, я — с «дегтярем», он — с тяжелой сумкой запасных дисков и с автоматом. Передвигались короткими перебежками. Когда достигли дороги со старыми вербами, перебежку делали от дерева к дереву. Поначалу казалось, что мы здесь наступали первыми. Но почему тогда вокруг, и особенно у деревьев, лежат наши убитые? Значит, не первые…

Договорился с Белышкиным бежать по очереди.

— Как только добегу до той вербы, срывайся и ты.

Он согласно кивает. Но едва я сделаю несколько прыжков, как он тут же оказывается рядом, сует голову мне под бок.

— Беги, Саша, ты вперед, и не мешай. Я за тобой.

— Нет, беги ты, а уж я не отстану…

И опять та же картина: Белышкин не выдерживает, срывается с места и, путаясь у меня в ногах, мешает бежать.

К последнему рывку я подготовился основательно. Заранее выбрал впереди воронку, сложил сошки, на которые упирается мой «дегтярь», сам сжался в комок и, когда чуть угомонились вражеские пулеметы, вылетел из-за дерева.

Та-та-та… Р-р-р, р-р-р… Под ногами брызнули фонтанчики земли, с дерева посыпалось крошево щепок. Над головой так затрещало, словно стреляли на самой вербе. Фашисты палили разрывными. Прыжок. Еще прыжок. Белышкин снова под правым локтем. Жмет головой в бок, нельзя бежать. Трах! Где-то рядом шлепнула мина. Падаем в грязь. Саша потерял шапку. Коротко стриженная голова с большим белым шрамом выглядит смешно и нелепо.

Мы в укрытии. Справа и слева, прячась в неглубоком придорожном кювете, залегли другие бойцы нашего батальона. Совсем рядом — невысокий коренастый солдат полтавчанин Чернобай. На смуглом круглом лице пышные казацкие усы. Черные глаза блестят устало и возбужденно.

— Саша, какого черта ты лезешь мне под бок, как телок под корову?

Улыбается. Молчит.

— Ты ведь путаешься у меня под ногами, шагу ступить не даешь…

— Страх какой-то появился после госпиталя, — виновато улыбается Саша. — Все кажется, что вот-вот ударит. И опять в голову, только в голову…

— Ерунду мелешь. Так уж обязательно в голову…

С Белышкиным познакомились мы несколько дней назад на переформировании батальона. Я стал ручным пулеметчиком. Он — моим вторым номером. Саша только прибыл из госпиталя после осколочного ранения головы. Вот и все знакомство.

Я был самый молодой в батальоне и самый рослый. Белышкин — двумя годами старше, но, пожалуй, самый из всех нас низкорослый.

Пока батальон накапливался, мы окапывались, отдыхали. Постреливали редко — берегли патроны. Я повернул голову назад и охнул: мать честная, что же это за упряжка мчит по луговине, прямо к нам? Толкнул в бок Александра.