Слово в пути

Волнующие детские воспоминания при одном только названии — Тиса. Сливаясь чуть севернее Рахова, Белая и Черная Тиса образуют реку, некогда самую знаменитую в СССР. Прежде чем впасть в Дунай, Тиса шла по советско-румынской, потом по советско-венгерской границе — оттуда пробирались американские шпионы верхом на бандеровских подручных, надевших кабаньи копыта. Будучи коренными янки, успешно и непринужденно приживались в советских селах, вступали в колхозы, женихались с местными дивчинами, пока их не разоблачали Джульбарсы и Карацупы. Кто думает, что я глупо иронизирую, — пусть прочтет хотя бы повесть Александра Авдеенко «Над Тиссой» или посмотрит одноименный фильм, ставший в свое время лидером советского проката: там еще много интересного (для поиска — в ту пору река писалась через два «с»).

Здесь, в Закарпатье, можно было, не выходя из дома, за полвека полдюжины раз сменить гражданство: австро-венгерское, венгерское, чехословацкое, карпато-украинское, советское, украинское. Должно это сформировать особое мышление — сосредоточенное на сущностях, а не на форме?

В селе Великие Береги — Янош Урста, он же Иван Иванович, бывший ответственный работник, ныне по родовой принадлежности винодел. Говорит по-русски прекрасно: сказывается прежняя деятельность. Он венгр, а виноделие — коренное занятие закарпатских венгров. «В плохом настроении в погреб не захожу, чтоб не передавать вину дурную ауру». И походя дарит привычный афоризм: «Виноград любит солнце и тень… (после паузы) хозяина». Сам выпивает 400–500 граммов в день. Водку — нет: «От водки злость — кому-то врезать хочется». Урста производит только марочное вино: саперави, «Черный доктор», кагор, редкий заизюмленный «Уникум». У деда-винодела было тридцать гектаров под виноградниками, но «в 44-м его освободили от земли», и у самого Урсты всего пятнадцать соток. Что говорить, если когда-то в селе было сто бондарей, а теперь бочки закупать приходится на стороне. В Береговском районе под виноградом было 2500 га, сейчас — процентов десять от этого. Но еще есть те красивые — даже для произношения — сорта: «Променисто» («Лучезарное»), «Троянда Карпат». Они всегда были редкими, говорили: «Променисто» для министра». Урста увлеченно рассказывает, как всего можно было добиться у начальства: «С двумя корчажками в руках в любой кабинет ногой дверь открывал». Подумав, добавляет: И сейчас открываю».

Вино — суть, и оттого оно вовсе исчезнуть не может. Но вот мы попадаем в дом к ткачихе Иде Физеш в тех же Великих Берегах. Она говорит только по-венгерски, Урста переводит. Иде занимается ремеслом с 74-го года, в селе ткачих больше нет, немногие остались в окрестных селах, ее семейная династия на ней заканчивается: дочери Иде ткать умеют, но не хотят этим заниматься. Выткать один метровый рушник — три-пять рабочих дней. Продать его можно за 80 гривен, выручив на этом примерно 40. Итого чистый заработок в месяц, без выходных, — не больше 300 гривен, долларов 60. Жалко ужасно: так это выразительно и необычно. Орнамент — в основном красно-бело-черный, традиционные рисунки: «тюльпан», «гвоздика», «желудь», «волчий след». Рушники, наволочки, настенные коврики с нравоучительными вышитыми изречениями: «Оставь все заботы Богу», «С верой в Бога я могу все». Все ли?

Вера здесь — живая, естественная, обиходная. Вдоль всех дорог — деревянные распятия, реже — часовни: греко-католические, римско-католические, православные, протестантские. Есть причуды: часовня в виде колодца-журавля под Солотвином, с цыганской роскошью построенный православный храм в Тячеве, в богатом селе Четфалва — суперсовременный церковный авангард греко-католиков рядом с реформатской готикой XVIII века. Но в основном барочные формы: новые или обновленные — крытые светлой, почти белой жестью церкви. Изредка попадается гуцульская деревянная готика или верховинское барокко XVII века — как в селе Калачава, старше и никак не хуже Кижей. В Мукачеве через улицу Федорова — перекличка греко-католического и православного храмов: песнопения через репродукторы. В Крайникове — церковь Святого Михаила: прелестная деревянная готика, немного напоминает пражскую каменную с ее сказочными башенками, как из детских книжек. Тут же в Крайникове — свадьба, где наяривают mpoicmi музики, то есть музыкальное трио: скрипка, аккордеон, барабан — бомжеватые на вид, но бодрые старики.

Но такой свадьбы, которую нам довелось видать в Королеве, не встречал нигде. В этом городке и в соседнем Подвиноградове — цыганские таборы. Не романтическое скопление кибиток, которое возникает перед умственным взором, а просто район из нескольких кварталов. В Подвиноградове табор начинается от угла Партизанской и Ленина. Знакомимся с бароном — Иосипом Золтановичем. Он, выбранный открытым голосованием, баронствует уже десять лет. Дом — Эрмитаж: только из пластика и сусальной позолоты, а так-то все такое же — колонны, лепнина, ковры, гобелены. Золотые зубы — у всех, лет с десяти: не потому что цинга, а потому что, кто не понимает, красиво.