Словоплёт

Торжище — огромный район города, почти полностью занятый под рынки, мастерские и увеселительные заведения — был шумен, как и всегда. Здесь было без разницы на улице снег или удушающая жара, день или ночь — всегда кто-то ходил, пел, стучал в барабаны, что-нибудь предлагал или покупал. На Торжище можно было удовлетворить самый изысканный вкус или найти самую дешёвую подделку, главное — знать, где искать. Первым делом они заехали в привилегированную часть района, где улицы были белы, широки и чисто выметены, у ресторанов не было зазывал, а вывески магазинов сияли надраенной бронзой. Пока Сантинали выбрала всё необходимое (а это была не одна и не две мастерские, ведь к тканям понадобилось подобрать и пуговицы, а как же новые ленты, и ещё ни одна из заколок не подойдёт к новому платью), Шанаран бродил вокруг да около, пристраиваясь то у одной стены, то у другой. Незаметно пролетело полдня, но, наконец, усталая королевна выбралась из последней лавки.

— Я готова, а ты? — Наверное, выглядело странным, что она говорит в воздух, ни к кому особо не обращаясь. Шанаран, чуть более бледный, чем обычно, помахал с дальнего конца улицы:

— Ещё одна печать и я здесь тоже закончил. Подожди минуту.

Тарти и Сигурд как раз закончили укладывать в карету покупки, когда ша вернулся:

— Всё, можно двигаться дальше.

Впереди их ждала та часть района, которая снискала Торжищу славу места громкого, вонючего и хаотичного. То, что они пришли сюда во время обеда, было большой удачей: утренний люд схлынул, а вечерние развлечения ещё не начались. Толпа поредела и теперь среди общего гула можно было по крайней мере различить голоса зазывал различных закусочных и таверн, торговцев, нахваливающих свой товар. Многие лавочки в этот неурочный час были закрыты, но всё равно людей на улицах было слишком много: Сантинали время от времени чувствовала сквозь одежду, как ша прикасается к ней локтем, словно ища поддержки. Они не успели поставить ни одной печати, когда Шанаран вдруг дёрнулся вниз и в сторону, словно пытаясь поймать собаку.

— А-а-а!!! Помогите-спасите! — Заорал трепыхающийся в его руке мальчишка, совсем ещё ребёнок лет семи или восьми. — Похищают! Среди бела дня убивают! На помощь!!! — От его воплей болели уши. Вокруг них сразу же образовалась пустота — карманников здесь было выше крыши, и по понятным причинам их никто не любил.

— Отдай мой кошель с галькой, и я тебя отпущу, — обратился к воришке колдун. Сантинали на мгновение удивилась: почему он ожидает, что ребёнок его услышит? Но почти сразу же успокоилась — за прошедшее время она успела забыть, что все дети слышат её колдуна независимо от того насколько в них сильна кровь ша.

Шанаран держал мальчишку на вытянутой руке, а тот извивался похлеще угря на сковороде, пытаясь вырваться из его крепкой хватки.

— У меня нет ничего!

— Посмотри в сумке.

— Там тоже ничего нет! Только мои вещи!

— Да ну, — ша хищно улыбнулся. — А если проверить?

Воришка дико взвыл и попытался укусить своего пленителя, но ничего не добился. Ша крепко встряхнул его так, что аж клацнули зубы. Сумка вдруг разорвалась по шву и злополучный кошель с глухим стуком упал в грязь.

— И что же это?

— Это не я!!! Мне подбросили!

— Удивительный талант, — словно ни к кому не обращаясь, пробормотал Шанаран. — Минья, можно я заберу его себе?

— Кого? Мальчишку???

Ша в задумчивости посмотрел на королевну:

— В моё время за воровство отрубали руку. Но я мог бы отменить наказание приняв вора в дом. Выверт закона: если воруют внутри семьи, то как бы и не воруют, это становится уже внутренним делом дома. Сейчас уже законы другие, да?

— Определённо, — вздохнула королевна. — По крайней мере в дом воров больше ни принимают.

— Жаль, — ша опустил мальчишку так, чтобы он мог касаться носками земли, но держал по-прежнему крепко. — А если я просто заберу его себе? Это будет считаться похищением?

— Эй, эй! — Воришка задёргался, обращая на себя внимание. — Что значит «заберу себе»! Я вам не вещь какая-нибудь! И не собака бездомная! Помогите!!! Среди бела дня похищают!!!

— Да не волнуйся, — поморщился от его воплей ша. — Всё равно кроме неё и тебя меня никто не слышит. И это лишь вопрос времени, когда твои уловки перестанут работать и тебе всё же отрубят руку.

— За такое руки больше не рубят, — буркнул маленький пленник. — А ссылают в каменоломни. Или соляные шахты. Ты откуда вообще вылез такой?