— Ты великолепная. Смешная. Любящая, добрая и трудолюбивая. Тебе нравится заботиться обо мне, и мне нравится, что ты это делаешь. Ты слушаешь. Отдаешься со всей искренностью. Готовишь превосходные завтраки. И прекрасно ладишь с моими детьми. В постели между нами пожар. Я люблю заниматься с тобой любовью. Мне нравится трахать тебя. Но ты последняя неудачница, и это здорово, потому что у меня начал формироваться комплекс, будто я нашел идеальную женщину, и не смогу ей соответствовать.
У меня внутри все сжалось, но он только широко улыбнулся и продолжил говорить.
— Приятно знать, что у тебя есть хоть один недостаток. — Его улыбка стала еще шире, когда он закончил: — Два, учитывая, как дерьмово ты соревнуешься в реслинге.
— Думаешь, я идеальна? — прошептала я.
— Думал, — поправил он. — Ты отстойна в реслинге, помнишь?
Я уставилась на него, и прекрасный, дразнящий свет в его голубых глазах померк и превратился в нежный и внимательный.
— Грета? Милая? — позвал он.
— Она не может получить тебя, — пролепетала я.
Теперь померк нежный и внимательный свет, его брови сошлись, и на лице появилось недоумение.
— Что?
— Она не может получить тебя, — повторила я.
На этот раз я говорила жестче, и я царапала ногтями волосы на его груди, словно могла вцепиться в самую его плоть.
Он наклонился ко мне, и я приняла больше его веса на себя, когда он приблизил свое лицо к моему.
Я осознала, что он понял меня, когда он проговорил:
— Детка, тебе не о чем беспокоиться.
— Хорошо, — отрывисто проговорила я, борясь с дрожью по другой причине, так как эмоции начали брать надо мной верх. — Но если она попытается, если она устроит игру, я буду бороться с ней, но не позволю победить. — Когда я заметила интенсивность его взгляда, я попыталась снизить накал своих эмоций примерно на дюжину уровней. — Как я позволила только что тебе выиграть.
Он приблизил лицо еще ближе, когда заявил:
— Ты не позволила мне выиграть.
Я открыла рот.
— Замолчи, Грета.
Я закрыла рот, а потом уставилась на него.
Потому что он смотрел на меня так, как никто никогда раньше не смотрел.
— Тебе не придется ни за что бороться, — провозгласил он.
— Если она…
— Грета, милая, тише.
Я замолчала. А вот Хикс нет.
— Это ты. Это ты с того самого первого раза, когда усадила свою задницу напротив меня за тот столик в «Капле», и ты знаешь это. Я знал это. Это напугало меня, и я ушел, вот насколько сильно было твое притяжение. Все то дерьмо, что я творил, происходило потому что, я не мог с этим справиться. Я не мог так быстро приспособиться к тому, что мне дали шанс на что-то чертовски прекрасное, когда моя жизнь превратилась в такое дерьмо. Я просто не мог в это поверить. Я не позволял себе верить. Но, в конце концов, мне не пришлось ничего делать, потому что ты оказалась такой прекрасной, и у меня просто не было выбора, кроме как позволить тебе заставить меня поверить. Святые угодники.
Моя нижняя губа начала дрожать.
Святой ад.
— Обожемой, ты заставишь меня плакать.
Его взгляд смягчился.
— Ты не можешь начать плакать, леденец. Ты должна подняться, принять душ и сесть в мой «Бронко», чтобы мы могли поехать за твоим братом, за пончиками, а после разбудить моего мальчика и начать ленивое воскресенье.
Ленивое воскресенье. С Энди и Шоу. И Хиксом.
— Мне кажется, я влюбляюсь в тебя, — прошептала я.
Это не вызвало у него мягкого взгляда.
Его лицо стало суровым, когда он произнес:
— Господи, бл*дь.
О нет.
— Ладно, я… ладно, я поняла. Слишком рано. Это слишком… — я начала отступать, но была прервана, когда Хикс полностью погрузился в меня, перенося на меня весь свой вес, одновременно проводя рукой по внутренней стороне моего бедра, укладывая меня на спину.
— Замолчи, — прорычал он, двигаясь во мне. — После такого, я должен снова тебя трахнуть, найти способ заставить тебя кончить снова после того, как уже получил от тебя два сильных оргазма. И сделать это быстро, чтобы твой брат не волновался, и нам не пришлось откладывать ленивое воскресенье, и мой сын не начал нервничать.
Его лицо скрылось возле моей шеи, когда рука проникла мне между ног, я начала задыхаться, но подняла руки, чтобы обхватить его голову и понять вверх.
— Хиксон… — я попыталась начать снова, но мне удалось лишь его имя.
— Да, — растерянно проговорил он. А затем радостно продолжил: — Для меня все началось в ту секунду, когда твои глаза через всю комнату посмотрели прямо на меня. И ты не отводила взгляда, исполняя песню «Наконец». Ты пела эти слова для меня, но я чувствовал эти слова по отношению к тебе, Грета. Та что, да. Бл*дь, да. Сотри это выражение со своего лица, детка, потому что ничего не рано. Это то, где мы сейчас. И именно то, что нужно.
Я уставилась на него.
Он смотрел в ответ.
Мои глаза начали увлажняться.
Хиксон это заметил, потому что вновь выдохнул:
— Господи, черт.
И в самый неподходящий момент зазвонил его сотовый на тумбочке. Мы оба посмотрели на телефон, и Хиксон повторил резче:
— Господи, черт, — после чего перевел взгляд на меня и сказал: — Моя работа, я должен…
— Конечно, милый, — прошептала я.