Случай

Стефан Грабинский «Случай» Stefan Grabiński «Przypadek» (1930)

Проф. др. Роману Поллакову посвящается

Познакомились в поезде. Забжеский возвращался тогда с похорон скоропостижно скончавшейся невесты, окутанный свежим крепом грусти, еще пропитанный атмосферой дома скорби.

Зацепила его первой — по какому-то несущественному поводу. Отвечал поначалу неохотно, почти невежливо, в мыслях находясь где-то далеко отсюда. Однако медленно победила воспоминания о покойной, и господин Казимеж начал обращать на нее внимание.

Может, инстинктом женщины почувствовала ангела смерти рядом с ним? Подобно розам любви, что охотно приживаются на могилах…

Когда выходила из вагона, выразил сожаление по поводу скорого расставания. Тогда назначила ему первое свидание в… поезде.

— Через три дня, — говорила, очаровательно улыбаясь, — возвращаюсь этим же поездом в Черск. Прошу быть у окна поезда в Рудаве, где буду садиться. Только не надо на этой станции со мной здороваться. Понимаете? Как будто мы совсем не знакомы. Прошу также быть готовым к тому, что мне придется возвращаться в компании; тогда сяду в другое купе.

— Но в таком случае возникает вероятность больше никогда не встретиться, — заметил Забжеский, которого начинала интересовать эта женщина, — если вы всю дорогу будете в компании…

На лице госпожи Лунинской отразилось удовольствие.

— Вероятно, вы заинтересовались мной! Если бы было иначе, не проявили бы такой похвальной прозорливости.

— Ну естественно, заинтересован, даже очень, очень заинтересован, — заверил горячо.

— Ну ладно уж, ладно, — ответила, подавая ему руку на прощание. — В таком случае можем увидеться через две недели.

— Но где?

— В поезде, всегда только в поезде. Пятнадцатого февраля снова поеду из Черска в Рудаву. Вам предстоит всего лишь вовремя появиться в одном из окон вагона. Только думаю, что увидимся раньше: постараюсь вернуться одной. Так что, до приятного свидания!

— До свидания! — ответил, поднося к губам ее руку. — До свидания, милая пани! — добавил тише, задумчиво вглядываясь в ее черты. — Итак, в пятницу?

— Да, около девяти утра.

И сдержала слово. Через три дня после этого встретились снова в поезде, который следовал из Бендзешина в Черск. Пани Стаха сразу увидела его в окне одного из вагонов на станции в Рудаве и, как только поезд тронулся, оказалась у него — удивительно зарумянившаяся, уютная, как кошечка, полная ошеломительных улыбок.

Так завязанное знакомство должно было постепенно перейти в отношения близкие, бурные, в полном смысле — un amore appassionato[1], когда страсть удивительно сплетается с поклонением.

Лунинская не была свободной женщиной. Данное обстоятельство придавало этому необычному знакомству особую привлекательность и пикантность, хотя одновременно скрывало в себе зародыши опасности: приходилось быть осторожными. Поэтому Стаха ни при каких условиях не желала соглашаться на свидание за пределами четырех стен помещения; только в поезде, в отдельном, дорого оплаченном любовником купе чувствовала себя в безопасности. Встречались два, иногда три раза в месяц — всегда на том же отрезке железнодорожной колеи между Черском и Рудавой. Как удавалось пани Лунинской не привлекать внимание мужа к своим частым отъездам — до конца осталось ее тайной. На вопрос об этом отвечала уклончиво. Да и не настаивал.

Для Забжеского отношения с этой породистой, страстной женщиной каждый раз были источником нового и все более сильного любовного опьянения. Почти год жил в состоянии постоянного подъема, в какой-то сладкой, пурпурной горячке.

Демонизм любовницы, ее утонченность и почти дьявольская ловкость в преодолении препятствий, которые бросали им под ноги обстоятельства, с каждым днем усиливали в нем непреодолимое влечение к Стахе, пронизывая одновременно удивлением и безграничным восторгом. Секретность свиданий в необычном окружении, та постоянная спешка, чтобы добраться вовремя, чтобы не опоздать ни на минуту, та беспрерывная железнодорожная нервозность обладали неописуемой привлекательностью, которая погружала все его естество в какую-то дрожащую, пульсирующую кровяными артериями мглу, раскачивала душу горячим, преданным ритмом.

Те ожидания в сладкой неуверенности в назначенный день, те протянувшиеся в бесконечность минуты перед самым свиданием, те замечательные часы, проведённые вместе в буйстве смыслов, в экстазе вознесения…

Действительно, за один год такого счастья стоило отдать оставшуюся жизнь…

Забжеский чувствовал, что любовь Стаси — это высшая точка его эротической жизни, это одна из тех красивых авантюр, которые уже никогда не повторятся, потому что они — уникальные, редкие, исключительные. Наверное, мог еще встретить на своем пути не одну женщину, но понимал, что ни одна уже не сыграет в его жизни такой роли, как госпожа Лунинская. Независимо от того, что должно было принести ему благосклонное будущее, знал заранее, с несомненной уверенностью, что лучшую жемчужину уже отдали ему в жертву.