Случай из жизни государства (Эксперт)

Монгол перевернулся на левый бок и взглянул на кота. Привычная мысль о сравнении тут же облеклась в затейливую фантазию. Монгол постоянно сравнивал себя с тем или иным существом, попадавшимся ему на глаза, будь то человек или зверь, машина или дерево. На кота он вроде не был похож, хотя и обустраивал свою лагерную жизнь, можно сказать, с кошачьей ловкостью. Привыкнуть же к несвободе Монгол никак не мог, всегда с внутренним нетерпением ждал "звонка" или любого другого резкого изменения судьбы. А кот? Что кот... вечный фрайер, не более того. И погонялово у него стремное. Монгол как-то сравнивал себя даже с сексотом-киномехаником, что нынче снова торчал под кинозалом и подслушивал их блатные разговоры. Хорошо шуганули, пса... впрочем, никто не собирался "мочить" сексота: Штырько был весь как на ладони, блаткомитет, словно консилиум психологов, давно уже просветил насквозь его поганую душу.

Погонялово у него самого тоже не ахти: что за Монгол такой, почему?... Не было ни узких глаз-щелочек, ни смуглости - ну, разве что от чифира чуть пожелтело лицо, так это у всех имеется - кто прихлебывает по утрам и вечерам. Монгол напрочь забыл - откуда взялась эта кличка, кто первый окликнул его - в шутку или всерьез - Монголом. Кажется, на малолетке... или уже на строгом?

А если бы не сел? Учился сносно, схватывал знания легко и не по верхушкам шарил, а вникал. Мог бы стать... да кем, кем?

Вот никак Монгол не мог представить себя сидящим в вонючем сыром подполье и слушающим чужие разговоры. Такой подлый вариант судьбы был исключен... но почему? Почему одни мыкаются по изоляторам и БУРам за блатную идею или за свои зековские интересы, а другие цепляют на рукава козлячьи "косяки", жрут в три пуза и стучат в четыре уха? Почему другие вообще не сидят и сидеть не собираются? Работяги, инженеры, писатели, профессора, студенты - священники, наконец... Ну, об отце Василии разговор особый: этот мог подсесть неоднократно, Совдепия попов не жаловала. Да что там попов! Монгол не застал в зоне пидорного замполита, но наслышан был о его антирелигиозном и ином буйстве. Теперь приходилось исправлять порченую зону: воровская терапия действовала медленно, козья зараза проникла в понятия, настало время общей хирургии. Впрочем, один человек пытался его сегодня отговорить - Витя Шахов, "политик", загулявший по собственной воле в уголовную зону. Монгол выслушал его, но, даже согласившись со многими доводами, остановить ничего не мог.

Монгол потянул цепочку, выдернул из кармана висящей на гвозде куртки объемистые карманные часы "Молния", отщелкнул узорчатую стальную крышку: два часа тридцать четыре минуты. Шесть минус два тридцать четыре будет три двадцать шесть. Ровно столько времени оставалось для сна.

УТРО ВСЕХ

До настоящей зари было далеко, ночная тьма все ещё давала роздых изможденным телам и душам зеков. А миллионы будильников, наручных, карманных, российских, японских, китайских, швейцарских и иных часов показали утро, и уже бодрствовали некоторые служители: контролеры чаевничали за полчаса до подъема и вывода контингента осужденных на обязательную физзарядку; солдаты конвоя неспешно натягивали гимнастерки и прочее, готовясь к поездке в краевую тюрьму за этапируемыми; собаковод и голубятник Шибаев кормил своих пернатых питомцев подсолнечными семечками с рук, а рядовой чукча Витя Шантуй заваривал внизу чифир и чистил очередную рыбку-нельмочку.

Капитан Петров спал в одной постели с женой. Ему снились хорошие сны: например, как он вместо попа Василия едет в джипе; правда, почему-то вместо офицерской формы поповское облачение и к тому же, не совсем ясно - опер ли он? или уже поп? что делать со стукаческими записями? стереть их или передать кому-то... кому следует, а кому? А вот и диктофон, лежит на сиденье справа...

На "диктофоне" сон Петрова прервался. Проснувшись, он сразу вспомнил, что хотел прибыть на службу с уже готовым докладом относительно Монгола и компании. Капитан потянулся за термосом с чаем, но не нашел его на стуле возле кровати. Пришлось подниматься, беспокоя жену. Лида сказала что-то обидное, но капитан уже накрыл её одеялом и ничего не слышал. В кухне он громыхнул чайником о конфорку (сразу завизжала дочь за стеной).

После чая доклад сложился в голове весомыми кубиками. Часы с поломанной кукушкой показывали пять-сорок пять; планерка у хозяина как обычно, в семь. Капитан на всякий случай глянул в окно: за ночь "четверку" занесло снегом целиком, и сугроб был похож на престижно-белый джип.