Случай из жизни государства (Эксперт)

Режимник Минкевич не проснулся, а очнулся - со свинцовой головой. Вчера перебрал: пришлось к водке добавить спирта в компании с соседом, отставным подполковником МВД, полным коллегой, так сказать... К тому же, ночью что-то раза четыре громыхнуло в тайге, в стороне Злоямово: будто кололи гигантские яйца об чей-то гигантский лоб. "Вояки испытывают", решил Минкевич. Сосед согласился с ним. Спьяну они забыли, что уж который год никто ничего не испытывает из-за нехватки финанасов и отсутствия приказов сверху. Потом собутыльники отключились; режимник, хотя и добрался до двери квартиры, но не помнил - как...

Настроение было препаршивое, исправить его могла лишь очередная порция спиртного. "Клин хреном вышибают", - подумал Минкевич, заставил себя встать, достал из холодильника початый "пузырь" и отпил из горлышка чуть более ста граммов: полегчало. Жил он один, жена бывала наездами, а остальное время околачивалась у своей матери, перемывая косточки мужу и всем остальным "придуркам, алкашам и подлецам".

У Минкевича не было машины, ему предстояло добираться до зоны в дребезжащем и промерзшем жестяном ПАЗе, собиравшем "безлошадных ментов" по всему зимлаговскому городку Льдистому. После опохмелки мысли сложились в аккуратную кучку, из которой режимник стал их выуживать по одной, словно червяков для наживки. Первое: нужно было срочно организовать в зоне генеральный шмон, прошерстить как следует нардистов из пятого отряда и "зверьков" из третьего. Второе: заказать зоновскому художнику Мазюре расписные открытки-приглашения - близился 50-летний юбилей, отпраздновать хотелось с шумом и шиком... Третье, четвертое и все остальное Минкевич перенес на следующий день и с двумя оставшимися мыслями побрился, оделся и отпил из "пузыря" ещё граммов пятьдесят... Вскоре он с отличным настроением трясся в "Пазике", насмешливо поглядывая на трезво-задубевших и озабоченных коллег.

Хозяин имел привычку являться в зону сразу после зековской физзарядки. Водить он не умел и использовал для поездок "персоналку" в виде "УАЗа" ржавого, битого-перебитого, но вседорожного и всепогодного. Водитель, сержант Марков, выпрашивал у Перемышлева новое авто, но полковник привык к УАЗу как англичанин к "остину" и покупку "тачки" отложил на неопределенное время.

Перемышлев собирался в зону неспешно и педантично. День он спланировал за завтраком, для виду советуясь с супругой Еленой Константиновной. Она же, солидная и рассудительная женщина, давно знала эту игру, но подыгрывала мужу, притворно задумываясь над его вопросами. Ей, если честно, давно уже были безразличны зоновские дела - и муж вместе с ними. Надежды устремлялись на сына, учившегося в Москве, в сугубо гражданском, престижном, и к тому же - гуманитарном вузе. (Витя метил в журналисты, хотя до армии обзавелся лишь дипломом ветеринарного техникума в краевом центре.)

После первого бутерброда с "Докторской" на ум пришли вчерашние мысли об оперчасти и Монголе. Перемышлеву не хотелось расставаться с авторитетным блатарем; весь предыдущий опыт службы в МВД показывал бесперспективность борьбы с воровской организацией - не на свободе, а именно в зонах и тюрьмах. Собственно, никакой организации и не было: из среды "романтиков большой дороги" выделялись яркие личности, цепко державшиеся за "понятия" и "закон". Все это шло из глубины веков; Перемышлев внимательно изучал вопрос, читал классиков... На русской каторге верховодили "бродяги" опытные "сидельцы", следившие за соблюдением неписаных правил босяцкого мира. Надо сказать, что правила эти были наивными и простыми - вроде "уговоров" в детской игре. Но несоблюдение их каралось жестоко. А самое главное, на каторге был чисто легализован "общак" - своеобразная касса взаимопомощи узников, в которую каждый новичок вносил "влазного", а потом пользовался всеми "социальными" льготами. Начальство острогов в эту сферу не совалось, руководствуясь законами, писаными в Своде Законов Российской Империи, а не инструкциями сверху.

В современной же зоне "общак" был лакомым куском для чутких оперов. За обнаружение "кассы" офицеру светила лишняя звезда на погон, а рядовым "шмонщикам" - отпуска и иные награды. А если обойтись без рапортов начальству и без звезды, то можно чуть-чуть разбогатеть, или... Из-за "общака" частенько лишались покоя, а то и жизни, его "хранители", соблазнявшиеся доступностью и обманчивой бесконтрольностью: бес путал, давили долги и голодное брюхо, "общие" деньги тратились, продукты сжирались, и нежданная "воровская" ревизия энергично выявляла эти "нарушения". Лагерным ревизорам могла бы позавидовать любая схожая госслужба: никаких отговорок, протестов и кассаций; в лучшем случае бегство в бригаду чушков и петушков, изолятор, БУР, другую зону; в худшем шея под топор...