Случай на станции Кречетовка (СИ)

Воронов знал, что это единственное культовое сооружение города, не подвергшееся классовому вандализму. Десятки церквей церкви Барселоны немилосердно разграблены (иные даже сожжены и порушены), мощи святых выбрасывали на улицу под улюлюкивание восторженной толпы. Знакомые печальные картины — копия наших российских событий. Две главные боголюбивые в мире нации (испанская-католическая и русская-православная) в жестоком безумии не щадили вековых, отеческих святынь. В каком же диком умопомрачении оказались эти два народа? И еще Сергей знал, — несмотря на гонения, испанская церковь единственно щедрый опекун обездоленного люда. И еще парадокс — в республиканских госпиталях в войну не оказалось среднего медицинского состава, ибо обязанности сестер милосердия в Испании традиционно исполняли монахини, но безбожники отказали сестрам, исполнять христианский долг. Безбашенный террор республиканцев против католической церкви даже превзошел российские масштабы. А вот собор Святого Креста анархисты, полгода безраздельно владевшие Барселоной, пощадили, говорили, — якобы каменное кружево башен храма заворожили нехристей.

Далее гость решил выйти на Лас Рамблас — главную улицу города, но заплутал в извилистых улочках готического квартала, внезапно оказался перед черным обгоревшим остовом собора Санта Мария дель Пи (Божья Матерь из сосны). Изначально срубленный из пиренейской сосны, в средние века выстроенный в камне, собор представлял гнетуще печальное зрелище. Ажурная витражная розетка над входной стрельчатой аркой походила на зловещую черную дыру, будто бы ход в преисподнюю. Только обглоданный палец колокольни, как указующий перст, — взывал к небу. Сергей удрученно покинул закопченные площади Ориоль и дель Пи, и через три минуты вышел на оживленную, празднично изукрашенную Рамблу.

Чем больше Воронов восхищался Барселоной, тем с ужасом понимал, что уготован к участи разменной карточной швали. Судьбу старшего лейтенанта напрямую определяли подковерные интриги в Коминтерне, а точнее, кураторы рьяных политэмигрантов в ЦК ВКП(б), а уж тех небожителей — лично направлял товарищ Сталин. Начались репрессии против видных коминтерновцев — лидеров европейских коммунистических партий.

Воронов уже знал, что прибывший в июле в Испанию секретарь ИККИ Пальмиро Тольятти подверг отчасти справедливой критике представителей Коминтерна Кодовилью и Степанова, обвинив функционеров в ослаблении Народного фронта, возникшего из-за разлада коммунистов и социалистов. Но, в то же время военного советника Берзина, военного атташе Горева, торгпреда Сташевского, которые информировали вождя о том же самом, — вызвали в Москву и арестовали. Да только ли тех одних…

Как тут себя повести? И Воронов избрал «затяжную» тактику, понимая, что поспешно сделанные выводы и озвучивание которых руководству к добру не приведут. Текущей задачей остался только сбор компромата на работников Коминтерна, — тех, кто работал в Барселоне. Сергей постепенно налаживал тесное общение с испанскими товарищами и бойцами интербригад. Полное погружение в языковую среду содействовало овладению живым испанским языком, он стал понимать, о чем говорят люди, хотя собственные мысли доносил до окружающих еще с трудом. Но всему свое время… Так вот, — Воронов аккуратно собирал разрозненную информацию, не брезговал и досужими сплетнями, окружающими главную коминтерновскую «тройку»: аргентинца Викторио Кодовилью (Медина), венгра Эрне Гере (Педро) и Степанова (болгарина Стояна Минева — Морено). Нарыл любопытный материал и на военных советников Коминтерна — австрийца Штерна, венгра Ясса, итальянца Видали, немцев Штальмана и Цайссера, ну и других публичных представителей ИККИ. Полученные сведения отправлял в Москву, стараясь избегать лишних комментариев.

Не доверяя слишком охране явочной квартиры, опекающим, Сергей на черном рынке запросто приобрел два американских Браунинга «Хай-Пауэр» под люгеровский патрон 9Х19. К тому же защищенный мандатами СИМ, он чувствовал себя в относительной безопасности. Но знал наверняка, что столкновение с людьми Орлова неотвратимо, хотя «Швед» имел приказ Слуцкого обходить Воронова стороной. Так и понятно, — Лейба Лейзерович любыми правдами и неправдами хотел защитить свою шкуру, а человек НКВД, неподвластный резиденту ИНО, да еще не известно с какими полномочиями, естественно, представлял для него серьезную опасность. Проще уничтожить незваного гостя, сославшись на непрестанную сумятицу и неразбериху — вот почему Сергею приходилось тщательно конспирироваться, к тому же в городе объявился матерый «ликвидатор» Наум Эйтингон (Котов). Вот уж эти норовистые живчики-евреи!..