Случай на станции Кречетовка

Татьяна потом категорически настояла, и Роман Денисович не воспротивился, — возлюбленные тайно обвенчались в укрытой лесами деревенской церквушке. Правда, пришлось чуточку понервничать. Ширяев хотя и не член партии, но в те годы можно было, не то что потерять работу, а при иезуитски составленном доносе лишиться головы. А уж Альберту Арнольду и Софье Елатомцевой светило гораздо худшее…

* * *

Осторожно дернули ручку входной двери. Роман Денисович встрепенулся и разом стряхнул коросту облепивших гнетущих мыслей и ранящих сердце воспоминаний. В дверь легонько постучались, пришлось подняться и повернуть ключ. В дверном проеме собственной персоной стоял главный инженер.

— А, Михаил Васильевич, проходи дорогой, — по праву старшего годами Ширяев позволял себе некоторую фамильярность с начальством. — У главного… что проблемы нарисовались? — Ширяев даже удивился той легкости, с которой переключился на шутливый тон, став в корне другим человеком.

Главному срочно потребовался квартальный отчет по потребленной электроэнергии:

— Звонили с отделения дороги, опять хотят срезать лимиты, — начальство было расстроено…

Роман Денисович быстренько нашел скоросшиватель с нужными материалами, и коллеги принялись обсуждать возможные варианты экономии ресурса по производственным участкам. В круг обязанностей инженера по оборудования входила и ежемесячная фиксация показаний электросчетчиков. Так что, зная производственные мощности и загруженность участков, Ширяеву с Акишиным не составило серьезного труда рассчитать, где и как придется сберегать электроэнергию. На предварительный анализ у них ушло минут сорок, да и до обеденного перерыва оставалось не свыше получаса.

— Ну, спасибо, Денисович, — главный инженер пожал Ширяеву руку. — За тобой как за каменной стеной. На пятнадцать ноль-ноль назначу оперативное совещание, будь добр, уж помоги там, разжевать мастерам, почему прижимаем со светом. Ну, лады…

Что еще оставалось делать подневольному человеку, как согласно кивнуть головой. Притворив дверь за Акишиным, Ширяев подумал, что последнее время часто возвращался к одной, каверзной мысли: «Не схожу ли окончательно с ума, бедолага… Не привело ли притворное лицедейство к душевной клинике, к диссоциативному расстройству, а проще к раздвоению личности».

А что, разве не так? Сколько лет, уже и не сосчитать, в нем живут два человека: немец Альберт Арнольд и визави — русский Роман Ширяев. Один элитный офицер с академическим образованием, другой железнодорожник, выдвиженец из самых низов. Даже думать приходится на двух языках, непроизвольно чередуя применительно к амплуа: играя то ли самого себя, то ли болванчика, прописанного «легендой». А ведь он поначалу гордился такой способностью, относил себя к удивительным фигурам, но потом остыл, ведь и жена Татьяна из той же породы. Но женщине проще, круг общения домохозяйки слишком тесен, да и притворяться приходится на бытовом уровне. Роман Денисович же, помимо повседневных контактов с людьми, обязан добросовестно выполнять приевшиеся профессиональные обязанности, чуждые по духу, надоевшие как горькая редька. Вот ведь загвоздка…

В голову лезли уже страшные мысли, ужасающие тем, что эти два «Я» пока мирно уживаются, соблюдают установленные границы, не конфликтуют друг с дружкой. Но вдруг, «русское я» взбунтует и подомнет под себя «немецкое», или хлеще того — аннулирует под ноль, что тогда станется?

Или бяка уже случилась… Зачем так жестоко расправился с Семеном Машковым? Поступил, словно хрестоматийный маньяк. Науке известно, что эти выродки страдают раздвоением сознания, и в сумеречной, пограничной ипостаси совершают непотребные гнусности. Уж не уподобился ли Джеку-Потрошителю, не тут ли подоплека содеянного безрассудства? Определенно, оказался в маразматическом состоянии, вот откуда взялась такая неоправданная жестокость. И это не минутная слабость… Он обдумывал акцию не один день, детально прорабатывал и даже смаковал. Странно, даже не приходило в голову поставить под сомнение спорное решение, найти здравые контраргументы, наконец, возмутиться чудовищностью замысла. И это ли не больное воображение… Не сигнал ли того, что игры с «Alter ego» добром не закончатся…

Роману Денисовичу стало дурно, мужчина аж взмок. Так нельзя, кадровому разведчику недопустимо опускаться до слюнтяйства, подвергать сомнению дееспособность разума. Требуется взять себя в руки….

Опять накатила тоска… Ширяев неожиданно понял, что как ребенок хочет поплакаться в подушку, а потому — нуждается в жене Татьяне. А ведь Роман Денисович не придавал тому значения, что она с годами стала для него своеобразной «утешительной жилеткой». Да, да муж плакался супруге, а как еще назвать постоянное недовольство и жалобы на судьбу, начальство, погоду и боль в спине… Роман искал у нее утешение, оправдания, и находил у сильной духом женщины поддержку в минуты собственной слабости или растерянности. И мужчина с горечью почувствовал себя половой тряпкой и никудышным слабаком.