Случай на станции Кречетовка

И ему — немецкому разведчику в стране, с которой воюет Vaterland, вовсе не безразлично, что прежний миропорядок чужого народа грубо перечеркнут, отменен войной. Жизнь продолжается, но для сотен тысяч людей идет под откос, а иные теряют… заложенный в существовании смысл. Удручают не только бытовые лишения, карточное нормирование, прессинг на работе, гораздо хуже — нервическое ожидание худшего, постоянные волнения и леденящий душу страх, и наконец, жуткие похоронки, обрекающие на вечную скорбь.

Справедливо ли это… неужели — так русским и надо, поделом ненавистному славянскому племени… Альберту горько видеть сирот детишек, вдов-матерей — женщин еще молодых (в сравнении с ним), стариков с потухшими глазами, еле ковыляющих по тенистым улочкам… Неужели эти люди — враги, это что — второсортный сброд, холопы — для грядущих властителей-немцев, недочеловеки, нестоящие не только жалости, но даже и подобия сочувствия. Да нет, категорически нет! А он сам — кто он сам? Если говорить честно, то такой же русский, русский немецкой национальности. И это вовсе не чужой, не постылый и ненавистный, — это его народ. Он живет здесь, на этой русской земле уже тридцать лет. Боже мой, боже мой…

Но почему так сложилось? И мужчина вспомнил детских друзей, ребят гимназистов из русской Вильны. Разве тогда желал приятелям зла… — да нет, ни за что… Даже на той — первой войне, в том окопном противостоянии — Альберт, германский офицер не желал русским зла. Поражения — да! А зла, катастрофы, гибели — никогда…

Инженер решил прервать терзавшие сердце размышления. Он чисто по-человечески, по-христиански любит людей в Кречетовке, жалеет несчастных и против людских мучений и страданий. Единственное, что хочет, так это военного разгрома Красной Армии. А последующая смена власти, социального строя, того режима, называемого советским и большевистским не его ума дело. Арнольд только за проигрыш России в войне, мыслит как чисто военный разведчик и задача у него простая.

И потому, перво-наперво следовало найти способ известить завербованного человека в оперативном пункте ДТО. Что по приближающей ночи выполнить нелегко. Впрочем, в распоряжении инженера мотоцикл Л-300 «Красный октябрь», с сигнальным рожком на рулевой стойке. Но тот стоит у проходной к корпусу ПТО, да и ключи зажигания у дежурного по депо. «Ленинградец» предназначался для курьерских надобностей, и в том числе для оперативной доставки поездных бригад. Инженер по оборудованию пользовался мотоциклом для объезда удаленных пунктов депо. Таковым и являлся участок оборотного депо, расположенный в горловине южной горки. Собственно, это пункт малого технического осмотра не приписанных к парку депо транзитных паровозов. Оттуда можно по кратчайшему пути добраться до хутора, где и обитал боец-осведомитель.

Оказавшись в квартире, Роман Денисович спрятал одну бутылку водки в шкаф, другую оставил в прихожей. Потом, не снимая верхней одежды, даже не помыв рук, залив из ведра чайник, поставил кипятиться на керосинку. И только после этого позволил себе расслабиться. Прошелся по осиротевшим без хозяйки комнатам, еще хранившим такой родной запах жены. Машинально прибрал некоторые вещи, оставленные ею, но теперь не нужные. Пожитки еще сохраняли уж если не тепло Таниных рук, то определенно благотворные флюиды супруги. Так, в странном отрешенном состоянии, горестно вздыхая, словно прикасаясь к жене, подержал их малость. Потом прошел на кухню, обозрел шкафы с посудой и утварью, отметил для себя — вот ее любимая тарелка, чашка, ложка. Вот ножик, который ловко мелькал в руках Татьяны при разделке овощей, взял, потрогал ногтем острое лезвие. И уже по-деловому стал приготовлять бутерброды с конской колбасой. Буханка хлеба уже порядком зачерствела, нож с хрустом врезался в крошащуюся корку. «Ничего, пойдет, сгодится, не баре…» — подумал инженер привычно, по-советски, и в ожидании кипения чайника присел на кухонный табурет. Но потом встрепенулся, выложил на стол Walther и разобрал оружие на составные части. Поискал внизу шкафчика кусок ветоши, там же нашел маленькую масленку и, сгорбясь над столешницей, стал медленно протирать пистолет. Задумался…

* * *

И почему-то вспомнился Hauptkadettenanstalt — да, именно Королевская прусская главная кадетская школа Гросс-Лихтерфельде на Finckensteinallee.

В декабре девятьсот второго на виленский адрес дядюшки Густава пришла странная телеграмма из самого Берлина. Отправителем являлся полковник Георг Людвиг фон Арнольд, как выходило, — дальний родственник по отцу. Полковник сослался на благоприятные для них обстоятельства и просил адресата подтвердить местонахождение, для получения заказного письма, в котором и последуют остальные разъяснения.