Первого декабря восемнадцатого года, воскресенье. Комендант лагеря майор Крюгер и заместитель по режиму обер-лейтенант Циммерман, по обыкновению убыли к семьям. «Трактирщик» в Инстербург, а «плотник» в близлежащий Даркемен. Вместо них за старшего остался командир взвода охраны лейтенант Краузе, призванный из запаса, сморщенный и пожухлый как стручок. Старичок был лыс как колено, так что «кудрявая» фамилия походила на глупую насмешку. По обыкновению Краузе, после вечернего возлияния, отсыпался в дежурке административного корпуса, прямо напротив офицерского блока.
Полутемный барак позволил сообщникам занять исходные позиции. Полковой разведчик Василий Сенчуков бесшумно обездвижил караульного, дремавшего в коридоре на стуле. Солдатик тихонько впал в беспамятство. Альберт же быстренько облачился в шинель и кепи часового, взял связку ключей и надел ремень с наганной кобурой. Следующим на очереди стал охранник у входа в тамбур барака. Альберт позвал, ничего не подозревавшего солдата, а Сенчуков тем же приемом сдавил бедолаге шею. Тоже переоделся, вооружась карабином, второй наган отдал капитану Колесову, тот спрятал оружие в карман. Связали охранников, засунули в рот растяпам по кляпу и заперли в каптерке. Закрыли на ключ также и входную дверь в барак.
Импровизируя сцену конвоирования двух пленных, заговорщики скорым шагом дошли до порога административного корпуса. Пока шло как по маслу, ни них никто не обратил внимания. Первым в дверь вошел Альберт, часовой сделал удивленное лицо, увидав незнакомого человека. Но заговорщик сказал короткую фразу, насчет прибытия нового контингента, и, немедля, парализовал расслабившегося солдата. Связав немца по рукам и ногам, облачили в шинель Козлова… теперь и художник предстал в новом обличье.
Краузе, укрытый одеялом по подбородок, по-детски почмокивал в узенькой походной кроватке. Лейтенанта бесцеремонно разбудили. Когда дедок осознал, что произошло, то взялся совестить пленных, намекая на забытую теми офицерскую честь. Но Альберт сказал взводному, что взятие заложников обыденное дело, да и никто не давал соответствующих обязательств. Краузе было продолжил демагогические речи, но гимнаст Синявин, сжав ручонку старичка, сделал тому больно… Ошарашенному ветерану велели одеться, тем временем капитан Колесов натянул висевший на вешалке офицерский дождевик, «Парабеллум» же лейтенанта отдал Альберту. Ну, а тот сгреб в охапку карты и планы местности, лежавшие на столе и тумбочке, и засунул за пазуху.
Старику сказали, что оставят живым и даже не намнут бока. Его задача только позволить беглецам сесть в автомашину и покинуть приделы лагеря. Капитан Иван Николаевич втолковал Краузе, что от поведения старика, зависит количество возможных жертв, да и вообще, — матерым русским офицерам нетрудно перестрелять как мух, призванных из ландвера солдат. Старичок покорно внял убедительным доводам.
Беглецы гуськом подошли к КПП. Краузе хриплым тенором приказал отворить гараж и распахнуть лагерные ворота. Заспанные и равнодушные запасники подчинились взводному командиру. Повезло, что начальник караула отлучился от проходной, видимо закемарил в караульном помещении, и осложнений не возникло. Старик лейтенант не обязан объясняться с часовыми, но сказал, как учили, что вернется через два часа, якобы звонил сам комендант лагеря. А офицер и люди, которые с ним, прибыли вчера и переночевали в канцелярии. Вопросов, естественно, не поступило, да и уместно ли переспрашивать начальство… Альберт сел за руль, заправляться нет времени, проедут, насколько хватит горючего. Козлов и Синявин забросили в кузов стоявшую поодаль неполную канистру с бензином. Краузе и Козлов поместились рядом, остальные ряженые офицеры залезли в кузов грузовичка. Уже пробивалась полоска рассвета…
Обшарпанный, старенький грузовик фирмы братьев Штевер (Stoewer L2) с открытой кабиной, продуваемой ветрами, но зато с кузовом, завешенным тентом, оказался находкой. Лихо, свернув с лагерной грунтовки на узкое мощеное шоссе, авто на всех парах понеслось в сторону Гольдапа. Через час езды, проехав километров двадцать, показался редкий лесной массив, начиналась Роминтенская пуща или говоря по-русски — Красный лес. Мотор начал чихать, закончилось топливо. Но, слава Богу, выручила запасная канистра. Правда, бензина в той оставалось чуть-чуть, но беглецы уже ехали густой чащобой. Повернули на развилке на север в сторону Гумбиннена, шоссе стало оживленным, пришлось углубиться в темный пролесок. Дотянув до северной оконечности вытянутого в длину озера Гольдап, мотор надрывно крякнул и встал.