— Девочка поступила в больницу в состоянии шока, она бредила и была в предкоматозном состоянии. Вряд ли то, что она могла наговорить тогда может быть сочтено достаточно вескими доказательствами.
— Когда она говорила об этом, она еще не была в состоянии шока. Она сказала об этом намного раньше.
— Кому же?
— Собственной матери, — объявил Петерсон, и лицо его расплылось в самодовольной ухмылке. — Она сказала матери о том, что это сделал Ли. Тогда они еще только собирались отправиться в больницу. И ее мать покажет под присягой, что это было именно так.
ГЛАВА ЧЕТВЕРТАЯ
Я постарался перенять стиль действий Петерсона, и теперь сидел, напустив на себя безучастный вид. К счастью, за плечами у меня имелся уже значительный опыт по части применения этого же приема в медицине; проработав какое-то время врачом, вы уже не станете удивляться, если пациент рассказывает вам, например, что он по десять раз за ночь занимается любовью, или видит себя во сне убивающим собственных детей, или же ежедневно выпивает целый галлон водки. Это часть имиджа врача: пусть все считают, что удивить его не возможно ничем.
— Понимаю, — сказал я.
Петерсон кивнул.
— Это заслуживающий доверия свидетель, — добавил он. — Зрелая женщина, решительная, но осторожная в суждениях. И, кстати, весьма привлекательная. Она произведет отличное впечатление на присяжных.
— Возможно.
— И теперь когда, я был с вами предельно откровенен, — сказал Петерсон, — может быть вы расскажете мне, чем вызван ваш столь необычный интерес к доктору Ли.
— Я не усматриваю в этом ничего необычного. Он мой друг.
— Он позвонил вам даже прежде, чем своему адвокату.
— По закону ему положено два телефонных звонка.
— Вы правы, — согласился Петерсон, — но в подавляющем большинстве случаев люди используют их на то, чтобы позвонить адвокату и жене.
— А он хотел поговорить со мной.
— Да, — сказал Петерсон. — Но вопрос в том, почему?
— Потому что я одно время изучал юриспруденцию, — ответил я, — а так же в связи с моим врачебным опытом.
— У вас есть диплом юриста?
— Нет, — признался я.
Петерсон водил ладонью по краю стола.
— Я, видно, чего-то тут не понимаю.
— Я не уверен, — сказал я, — что в данный момент это настолько важно.
— А может быть вы тоже могли оказаться до некоторой степени замешанным в этом деле?
— Все может быть, — сказал я.
— Означает ли это признание?
— Это означает только то, что все может быть.
Еще какое-то мгновение он оценивающе разглядывал меня.
— А вы, доктор Берри, очень несговорчивы, как я погляжу.
— Я скептик.
— Но если вы так скептически относитесь ко всему, то откуда у вас уверенность, что доктор Ли этого не делал?
— Боюсь, адвоката защиты из меня не выйдет.
— Знаете, — сказал Петерсон, — от ошибки никто не застрахован. Даже врач.
Когда я вышел на улицу, оказываясь под уныло моросящим октябрьским дождиком, то первым делом подумал о том, что, решив бросить курить, я выбрал для этого крайне неподходящее время. Петерсон действовал мне на нервы, и теперь я чувствовал себя вконец расстроенным. Я успел выкурить целых две сигареты по дороге к магазинчику, где я собирался купить новую пачку. Я ожидал увидеть перед собой твердолобого и до необычайности тупого полицейского. Но Петерсон не оправдал моих ожиданий. Если все рассказанное им было правдой, то, выходило, что полиция и впрямь располагала достаточно вескими доказательствами. Возможно, при некоторых обстоятельствах они могли и не сработать, но тем не менее значимость улик позволяла ему не опасаться того, что из-за случайно допущенного просчета ему придется вылететь с работы.
Петерсон оказался в довольно затруднительном положении. С одной стороны, содержать доктора Ли под арестом было не безопасно; но с другой стороны, при должной серьезности улик, было столь же не безопасно оставлять его на свободе. Сложившаяся ситуация требовала от Петерсона принятия решения, и он сделал свой выбор. Теперь он будет упорно отстаивать свою точку зрения так долго, насколько это будет возможно. Тем более, что на крайний случай у него и отговорка имеется: если дела пойдут уж совсем плохо, что он сможет свалить всю вину на миссиз Рэндалл. Он действовал по той же схеме, что в среде хирургов и молодых стажеров известна более под сокращением ДСР: делал свою работу. Это означает, что врач действует, руководствуясь очевидными симптомами, не задумываясь о том, прав он в данном случае или нет; его оправдывает то, что он поступал, как в тот момент требовали от него обстоятельства.[2] В этом смысле позиции Петерсона оставались надежными. Он ничем не рисковал: если Арта осудят, Петерсон будет избавлен от выслушивания выговоров и нотаций. Но если Арт даже будет и оправдан, то Петерсон здесь снова вроде как ни при чем. Потому что он просто делал свою работу.