Случай Растиньяка

Она тщательно подготовилась, все продумала. Надела свою любимую джинсовую юбку от Нины Нестеровой и старую рубашку из джинсовой ткани, купленную когда-то на распродаже. Очень осторожно, очень тщательно подкрасилась. Неброско, но чтоб впечатление было. Чуть тронула ершиком с тушью самые кончики ресниц. Еле заметно подвела карандашом тонкие светлые брови. Никакой помады. Пожалуй, стоит скулы обозначить, а то уж очень она бледна. Катя втерла в щеки и растушевала немного румян. Заранее сложила и упаковала его подарки. Ну вот, она готова. О сердце лучше не думать.

–  Я привез тебе подарок, – начал он с порога.

Он привез ей чудный подарок: инкрустированный столик с музыкой. Поднимаешь крышку – играет мелодия. Под крышкой ящичек, скажем, для ниток с иголками, и еще один потайной ящичек, допустим, для документов. И еще он хотел сказать, что ему безумно понравился ее рисунок, переброшенный по электронной почте.

Ничего этого Герман выложить не успел.

–  Оставь его себе, – холодно проговорила Катя, увидев столик. – И все остальное забери. – Она не дала себя обнять, не пустила его наверх, провела в мрачное при опущенных ставнях и искусственном свете помещение галереи. – Здесь была твоя жена.

–  Изольда? – невольно вырвалось у него.

–  Не знаю, она не представилась. Низенькая, поперек себя шире, бульдожья челюсть, вся в бриллиантах.

–  Да, это Изольда, – подтвердил Герман.

–  И ты на ней женат.

–  Катя, послушай…

–  Нет, лучше ты меня послушай. Она все о нас знает. Даже какие подарки ты мне дарил. Она явилась сюда назавтра после театра и упомянула топазы. Кстати, вот они, возьми.

–  Катя…

–  Я уже тридцать два года Катя, скоро тридцать три будет. Герман, ты мне солгал. Я же спросила, и ты сказал, что не женат.

–  Мне пришлось на ней жениться…

–  Пришлось? – насмешливо переспросила Катя. – После ночи страстной любви? Как человек порядочный, ты спасал ее честное имя?

Она нарочно дразнила его, нарочно говорила обидные вещи, чтобы он вспылил и ушел, хлопнув дверью. Но Герман не вспылил. Он смотрел на нее с такой болью, что Катино сердце чуть не дрогнуло.

–  Ты не понимаешь, каково мне было…

–  О нет, я отлично понимаю: жить с ней несладко. Она себя здесь показала во всей красе. Но ты женился на ней. Уж точно не по любви.

–  Мне пришлось на ней жениться, – с ненавистью заговорил Герман, – потому что ты не представляешь, как трудно провинциалу пробиться в Москве. Она – дочь моего шефа. Изольда Голощапова. Я только поэтому женился. Мне пришлось…

И опять Катя его перебила:

–  Думаешь, твой случай уникален? Ошибаешься, он давно описан в литературе. Я бы сказала, это случай Растиньяка.

–  Кого? – машинально переспросил Герман.

–  Ты, конечно, Бальзака не читал, но попробуй прочесть. Роман называется «Отец Горио». Тебе будет скучновато, зато узнаешь, кто такой Растиньяк. Молодой человек из провинции приезжает в столицу и заводит амуры с богатыми женщинами. Чтобы пробиться, как ты говоришь. Это называется «взошел на цыпочках». Правда, твоя Изольда совсем не цыпочка… Ну, скажем, гусыня, несущая золотые яйца. Растиньяк хоть охотился на хорошеньких…

–  Катя, я тебе не соврал. Я собираюсь развестись…

–  А-а… Ну вот соберись, разведись, тогда и приходи. Но только с паспортом, на слово не поверю. А до тех пор чтоб глаза мои тебя не видели. Забирай подарки и уходи.

Он ушел.

Глава 15

Герман поехал на Рублевку. В этот утренний час дорога из Москвы в область была свободна, и он гнал машину в холодном бешенстве, зная, что застанет дома и отца, и дочь. Голощапов в последнее время совсем перестал ездить на работу, Изольда тоже себя не утруждала: если и появлялась, то гораздо позже.

«Лёнчик, – кипел Герман. – Какая сволочь! Что я ему сделал? Даже о топазах успел доложить! Слежку организовал, – сообразил Герман, – иначе откуда бы Изольда узнала адрес уже назавтра? А может, у меня на машине маячок? Может, за мной давно следят? Может быть. Нет, давно – вряд ли, иначе они уже знали бы все о Кате. Да и я засек бы слежку. Они узнали только три дня назад в театре, а в театре мы с Лёнчиком столкнулись случайно, это сто пудов. Но он стукнул оперативно, ни минуты не упустил, поганец. Наружку за мной пустил… а я ничего и не заметил… Ладно, я с тобой еще поквитаюсь, неприкосновенный ты наш».

Он ворвался в усадьбу, бросил машину на круговой дорожке у подъезда и стремительным шагом вошел в дом, так и не ставший для него родным. Теперь же он был твердо намерен покинуть этот дом навсегда.

Отца и дочь Герман застал в столовой за завтраком. Прекрасно. Не придется повторять.

–  Я с тобой развожусь, – не здороваясь, бросил он Изольде.

–  Нажаловалась уже, – догадалась Изольда. – Ишь, неженка! Что я ей сделала? Я ее пальцем не тронула, между прочим!

–  Ну, это твое счастье, что не тронула, – зловеще проговорил Герман.

И тут подал голос сам Голощапов:

–  Это ничего, что я тут сижу? Валяйте дальше, считайте, меня тут нет.

–  А я уже все сказал, – холодно отчеканил Герман. – Я развожусь с твоей дочерью, Аркадий Ильич, и увольняюсь из фирмы.