Случай Растиньяка

Ему стало тошно до зелени в глазах, но он взбодрил себя этой мыслью и собрался с силами. Надо сделать еще одно дело. Компьютер уже работал, Голощапов ликвидировал заветный тайный счет, переведя с него остатки на обычные счета, и с особой мстительной радостью заблокировал кредитные карточки Изольды. Попробуй теперь, зараза, покрутись во Франции! Обратно вернуться? А тебя тут менты ждут. Потом включил видеокамеру и начал диктовать:

–  Я, Голощапов Аркадий Ильич… Как это там?… А, вот, вспомнил!..находясь в здравом уме и твердой памяти, объявляю мою последнюю волю. Дочери моей, Голощаповой Изольде Аркадьевне, завещаю дом во Франции и деньги с известного ей счета на Каймановых островах. При ней остаются ее личные вещи. Все остальное движимое и недвижимое имущество, включая стопроцентный пакет акций корпорации АИГ, все активы на счетах в России и за границей, дом по Рублевскому шоссе, дачу в Одинцове и так далее, и так далее, завещаю моему зятю, Ланге Герману Густавовичу в единоличное, – Голощапов голосом подчеркнул это слово, – владение.

«Герман добрый, он Зольке чего-нибудь подкинет… А то во французских хоромах на четыре лимона с каймановского счета не больно-то разгуляешься… Брюлики продавать? Она скорей удавится. Да и не поможет. Брюлики у ней хороши, только и есть хорошего, что брюлики, но ведь покупаешь дорого, а продаешь дешево…»

Чувствуя, что наплывает дурнота, Аркадий Ильич сделал над собой последнее усилие.

–  При попытке оспорить завещание доля моей дочери, Голощаповой Изольды Аркадьевны, автоматически аннулируется и переходит к моему зятю, Ланге Герману Густавовичу. – «Попробуй теперь, Золя, оспорь. Только ввяжись, с голым задом останешься, кровиночка». – Моим душеприказчиком назначаю адвоката Понизовского Павла Михайловича. В случае точного и неукоснительного… – Вот черт, нравилось ему это слово! Еще раз повторил по слогам: – не-у-кос-ни-тель-но-го исполнения моей последней воли душеприказчику выплачиваются комиссионные в размере, – Голощапов помедлил да и отмахнул от широты души, – пятнадцати процентов от оценочной стоимости всего моего состояния.

«Ничего, Герман не жадный, он заплатит. А Павлуша за такие комиссионные будет носом землю рыть. Нет, он хороший адвокат, порядочный, он сделает из чести, не из денег. Но и деньги тоже не помешают, какой-никакой, а стимул».

Аркадий Ильич указал место, продиктовал дату и час, ввел код своей цифровой подписи, сохранил файл и отослал его Понизовскому. Должно сработать, электронные завещания нынче в моде.

Он был весь в поту, опять накатила дурнота и зелень. Вот дожил: столько деньжищ, а умираешь – и стакан воды некому подать. Нет, почему некому? У него полон дом прислуги, охрана, экономка Марья Семеновна… Хорошая женщина, верная душа, давно надо было на ней жениться… В завещании упомянуть… Поздно теперь переделывать. Ну, ничего, Герман парень хороший, он все исправит. Выделит ей чего-нибудь… Говорят, с хорошим зятем не теряешь дочь, а получаешь сына. Дочь, положим, он давно потерял, а вот сына – да, сына получил. И все же… Золя… Вот если бы вошла сейчас, пожалела отца, может, он и… передумал бы.

Ему показалось, что она вошла. Уставились на него беспощадные бульдожьи глаза, такие же, как у него самого.

–  Золя… – прохрипел Голощапов, еле ворочая языком, сам не слыша своего голоса.

Вот и она не услышала. Не захотела услышать. Постояла, посмотрела и снова вышла. Зато он услышал, как защелкнулся за ней язычок замка. Значит, не помстилось, не померещилось. Была тут, посмотрела на него… и вышла. Вся вышла, совсем.

Нахлынула прохладная зеленая волна, подхватила медузу и потащила назад, в море. Медуза стряхнула с себя ненавистный песок, расправила купол, расправила щупальца и поплыла.

* * *

–  Ты кому звонил? – спросила Катя.

–  Тестю. Шефу моему, Голощапову.

–  Ты… его предупредил? Зачем?

–  Он тут ни при чем, – сказал Герман. – Он Саньку не похищал, это все Изольда. А Голощапов… Он страшный человек, но мне он много добра сделал. Я от него видел одно только хорошее. И я не хочу, чтоб менты его тягали по этому поводу. У него дом во Франции, вид на жительство, билет с открытой датой, пусть там пересидит.

–  Но он же… Он же ее предупредит?

–  Предупредит, – согласился Герман. – Ну и пусть оба катятся. Тебе что, так нужна ее кровь?

–  Не нужна мне ее кровь, – поморщилась Катя, – но хотелось бы, чтоб она больше не возникала.

–  Не возникнет. Изольда на этом деле истощила весь свой творческий гений. Вернее, даже не Изольда, а Фраерман. Мы его в театре видели. Я с ним разберусь, не беспокойся. Забудь.

Катя промолчала, прижимая к себе сына.

Они давно уже покинули тоскливый «индустриальный пейзаж» Лихоборских Бугров, вокруг них клубился и плясал огнями город. Герман затормозил у круглосуточного магазина. Ярко светились в ночном небе цифры 24 / 7.

–  Надо Саньке купить что-нибудь поесть. У него зубы выбиты, а у меня дома ничего такого нет, чтоб не жевать. Пойди, ты лучше знаешь, что ему нужно.