Случай Растиньяка

–  Вот, товарищ постовой, клиент платить не хочет, – пожаловался водитель.

–  А у тебя патент на извоз есть? Налоги платишь? – спросил Герман.

Он многозначительно переглянулся с инспектором ДПС – тот его прекрасно понял – и пошел сдавать деньги в банк. Шел не спеша, прислушиваясь к воплям за спиной: «Командир! Разберемся!» На душе стало чуточку легче.

И вот теперь он смотрел в лицо жлобу, вздумавшему точно так же обобрать не абстрактных земляков, а его родителей.

Густав Теодорович взглянул на сына виновато. Луизе Эрнестовне тяжело было стоять, она устала, Герман видел по лицу.

–  Позвольте мне отвести мать в машину, – попросил он.

–  Нельзя! – надулся таможенник. – Вы в красном коридоре!

–  У нее один чемодан, – настаивал Герман. – Проверьте и отпустите.

Но таможенник уперся – и ни в какую.

–  Вот сейчас вызовем СЭС, возьмем пробы, составим протокол…

–  Сколько? – спросил Герман.

–  Ну… – таможенник воровато огляделся, – уж штуки три баксов мог бы отстегнуть за эти веники…

«И такса не изменилась с девяносто первого года», – с горькой усмешкой подумал Герман.

Таможенник не заметил, что их разговор записан на диктофон. Герман позвонил Голощапову.

–  Аркадий Ильич? Мы прилетели, но нас тут таможня тормозит, нельзя ли протолкнуть? Кто тормозит? – Герман бросил взгляд на бейджик с именем, приколотый к груди побагровевшего таможенника. – Некто Клевцов.

Таможенник разразился руганью. Сам того не подозревая, он полностью повторял репертуар таксиста:

–  Ах ты, фашистская свинья…

–  Говори, говори, – хладнокровно кивнул Герман. – Я записываю.

И он помахал мобильником, в который был встроен диктофон, перед носом Клевцова.

К ним устремился начальник смены, которому успел перезвонить кто-то от Голощапова. Начальником смены оказалась женщина. Она дробно цокала каблучками по каменному полу, словно из пулемета строчила.

–  Пропусти их, – приказала она Клевцову и просительно повернулась к Герману: – Мужчина-а-а-а… Мужчина-а-а-а, вы в суд подавать не будете? – В ее голосе зазвучала мольба.

–  Не буду, – улыбнулся Герман. – Пусть живет.

Некто Клевцов, тяжело сопя, шлепнул печати на выданные в Казахстане санитарные сертификаты. Герман гордо провел родителей мимо частников-таксистов, предлагавших свои услуги. За спиной раздавался голос начальницы смены:

–  Идиот! Ты что, не видел, они из вип-зала? Мне из Думы звонили!

–  Я думал, «солидный» клиент… – оправдывался Клевцов.

Дальнейшего Герман уже не слышал. Он вывел родителей из здания аэропорта, усадил в большой джип, погрузил их пожитки и повез в дом под Тарусой.

Голощапов проявил широту души: оплатил и ремонт, и подвод коммуникаций, и переезд, и гражданство, сделанное подручными депутатами, как из пушки. Родителям Германа дом понравился. Луиза Эрнестовна даже прослезилась, увидев, что Герман пристроил небольшой легкий лифт: не хотел, чтобы она поднималась на второй этаж по лестнице.

–  Ты обо всем подумал, Knirps [6], ничего не упустил, – растроганно проговорила она, называя сына старым детским прозвищем.

Герман улыбнулся в ответ. Это была их семейная шутка – называть его Малышом.

Он нашел родителям прислугу: пошел в Тарусе в церковь и спросил у богомолок на паперти, кто хочет за хорошие деньги поработать за городом – готовить и убирать в доме. Вызвалось несколько женщин, и Герман выбрал одну. У нее муж был одноногий, но подвижный и бойкий инвалид, разъезжавший на «Оке» с ручным управлением. Ему нужны были деньги на новую машину, он взялся возить жену туда и обратно, даже предложил Густаву Теодоровичу свою помощь в уходе за механизмами и инвентарем. Герман нанял и его тоже.

Убедившись, что родители хорошо устроены и все с ними будет в порядке, Герман вернулся в дом Голощапова. Он часто навещал родителей, старался вырваться к ним на выходные, возил мать в Москву по врачам. Но о своей женитьбе не сказал им ни слова.

* * *

Насчет денежного курса Герман оказался прав. Голощапов последовал его советам и обогатился. Впервые в жизни с легким сердцем и даже со злорадным удовольствием вернул взятые в кредит деньги: к 1999 году курс рубля упал втрое. Герман начал готовить фирму к постепенному выходу из тени.

Голощапов привязался к Герману. По вечерам часто звал «посидеть» в кабинете. Правда, его раздражало, что Герман упорно отказывается с ним выпить, но тут уж Аркадию Ильичу пришлось смириться. Не признавая никаких «виски-шмиски», как сказал бы Лёнчик, он наливал себе водочки и спрашивал:

–  Как думаешь, Дед уйдет?

«Дедом» называли президента Ельцина.

–  Уйдет, – отвечал Герман.

–  Думаешь? – с сомнением переспрашивал Голощапов. – Да никогда он не уйдет! Мыслимое ли дело – от такой власти уйти?

–  Он сам не раз говорил… – начал было Герман.

–  Наплевать и растереть, – отмел его возражения Голощапов.

–  Он проиграл дело в Конституционном суде, – не сдавался Герман.

–  Какое дело?