Случай в Кропоткинском переулке

— Каждый из вас будет закреплён за конкретным отделением и получит наставника, с чьей помощью вы будете знакомиться с работой на месте, — сказал в заключение полковник. — С завтрашнего дня у вас начинается ознакомительная практика. Можете называть это стажировкой, если угодно. Свою форму оставите здесь, в гардеробе, чтобы выглядеть всегда как с иголочки. На работу будете приезжать в гражданской одежде. А теперь все свободны…

* * *

Шок от первого дня стажировки был столь силён, что Виктор не мог вернуть себе хорошее настроение даже вечером, когда Андрей Сытин позвал его в свою комнату, чтобы в кругу старых и новых знакомых отметить Старый Новый год. Следующий день был у Смелякова выходной, и Виктор позволил себе засидеться у Сытина за полночь.

Когда он вернулся к себе, навстречу ему вышел Саша Журавлёв, проживавший в той же комнате. Он работал в отделе уже год.

— Витька, здорово, — он протянул руку. — Ну как первый день? Хреново?

— Не то слово, — Виктор кивнул. — Чувствую себя последним дураком.

— Не надо нервничать, старик. Всё образуется.

— Тебе хорошо говорить, у тебя это всё уже позади. Скажи, ты тоже ничего поначалу не мог запомнить?

— Тоже. Я не только не мог ничего запомнить, я ещё и боялся всего… Слушай, давай дёрнем по случаю Старого Нового. Ты как? А то я припозднился, теперь уж поздно по гостям…

— Вообще-то я уже дёрнул.

— Ерунда. Давай по рюмочке «Чинзано» хватанём.

— «Чинзано»? Это что? — не понял Смеляков.

— Вермут итальянский.

— Откуда? — удивился Виктор.

Журавлёв пошёл на кухню.

Их квартира состояла из просторной комнаты, кухни, туалета и ванной — почти шикарно. Обычно в общежитиях был общим на целый этаж санузел, куда надо было мчаться через весь коридор да ещё стоять там в очереди. Кухня тоже в общежитиях была чаще всего тоже одна на этаж, пропахшая прогорклым маслом, хозяйственным мылом и копотью.

Журавлёв громыхнул чем-то в холодильнике и вернулся в комнату с бутылкой «Чинзано», отвинчивая на ходу крышку.

— Ну, Витька, с начинанием тебя, — крякнул Сашка. — За твой первый день на посту.

— Спасибо, — Смеляков медленно выпил напиток, вкус которого показался ему настолько удивительным, что сравнить его было не с чем.

— А в Москве, что ли, запросто можно такую штуку купить? Ну, вот это самое «Чинзано»?

— Нет, старик, это посольские мне подарили.

— Посольские? — не понял Виктор.

— Да, дипломаты. Они часто подносят подарки. Ты не смотри на меня так удивлённо. Ты ещё ничего, собственно говоря, не знаешь. Это только поначалу кажется, что мы должны видеть в них исключительно врагов…

— А как же иначе? Мы же на службе.

— Служба службой, а дружба дружбой. Слышал такую поговорку? Вот она к нам с тобой в полной мере относится. Ты пойми, что иностранцы — такие же люди, как мы с тобой и как все наши ребята. Просто живём мы в разных странах. Я в начале службы тоже брови сводил, когда ко мне кто-нибудь из посольских подходил и разговоры заводил…

— А теперь?

— Теперь я со многими в хороших отношениях.

— А работа?

— Работа есть работа. Они же не дураки. Они прекрасно знают, чем мы занимаемся. Но у них своя работа, а у меня — моя.

— Но подарки? — уточнил Виктор. — Разве это разрешается? Ведь это может рассматриваться…

— По инструкции, от подарков мы отказываться не должны. Но получив их, нам полагается сдать подарки и получить за это денежную премию.

— Ну и?

— Кое-что сдаём, кое-что оставляем себе, — Журавлёв протянул руку к «Чинзано». — И в этом смысле мы имеем то, чего не имеют очень многие граждане нашей страны.

— То есть?

— Сигареты, конфеты, спиртное. Ну да хватит об этом… Со временем сам всё увидишь. Теперь давай сразу за Старый Новый год, а то погода сегодня чертовски холодная была, продрог я совсем, спать хочу. Выпьем — и на боковую.

— Понимаю, — Виктор отпил из стакана, стал и шагнул к окну. — Ты знаешь, я сегодня когда возвращался с поста, вдруг как-то по-особому ощутил себя здесь…

— Где?

— Ну, в Москве. Приехал в общагу, посмотрел в окно и увидел дома. Всюду огни, огни, окна… И в каждом окне — своя жизнь. И я ничего об этих людях не знаю… А ведь у них у всех есть свои заботы, проблемы, любят они друг друга в этих окошках, ненавидят, планы строят на жизнь, на меня, может быть, смотрят, а я их не вижу… И всё это похоже… Не знаю, как точнее выразить… Это как огромный организм, я имею в виду Москву… Понимаешь?

— Не совсем, — признался Журавлёв.

— Ну, вот я представил, что Москва — это организм. Любой большой город — организм. У него полно всяких артерий, всё струится, пульсирует, течёт куда-то. Идёшь по улице — всё вроде бы хаотично. А на самом деле всё упорядочено, за всем стоит какой-то глубокий смысл… Я это на посту очень остро почувствовал, ну и потом тоже… Слушай, Сашка, а ты вот сказал, что поначалу чего-то боялся на посту. А чего боялся-то? — спросил Смеляков.