Случай в Семипалатинске

— Например, нас ограбят и убьют разбойники. Как в случае с Присыпиным.

Лыков задумался.

— Значит, на пути нас может ждать засада? Каржибаев обнаружил, что я сошел с поезда раньше. Он поймет, что это твоих рук дело и что мы сейчас пробираемся в Семипалатинск другим путем. И отправит боевиков перехватить нас на полдороге.

— Правильно рассуждаешь, папа. Надо еще усилить меры предосторожности.

— Да мы и так уже дышим через раз, — с досадой заявил питерец. — Едим одну баранину, будь она неладна…

Он намекал на вчерашний разговор. Когда в Крутоярском на обед снова подали баранью ногу, Лыков попросил чего-нибудь другого. Например, конины. Но сын ответил:

— Нельзя. Русские ее не едят, а казахи очень любят, но для них это деликатес, который они редко могут себе позволить.

— И что с того? Нам-то почему нельзя?

— Потому что нас запомнят. Так что ешь барашка и не жалуйся.

— Давай хоть ухи стерляжьей попросим. Ведь в Иртыше водится стерлядь?

— Водится, папа. Но ее здесь ловят мало, все больше под Усть-Каменогорском. И сюда не доставляют, разумеется. Я угощу тебя стерлядью в Семипалатинске, там продают.

После телеграфных новостей троица еще более затаилась. Уже следующим утром это их выручило.

Они были на полпути к поселку Железинка, когда впереди показались всадники. До сих пор на оживленном тракте попадались либо одиночные верховые, либо экипажи да обозы. Кочевники перегоняли партии скота, мужики свозили на пристани хлеб или арбузы, купцы — кожи. Конных отрядов, кроме линейских казаков, не было. А тут вдруг появились какие-то люди, одетые как инородцы. Они шли навстречу быстрой рысью. Ганиев увидел их первым, еще издали, и троица успела спрятаться в маленькой ложбинке. Когда стук копыт миновал, Ботабай осторожно высунулся. Только раз глянул и тут же присел.

— Ну что? — спросил Лыков-Нефедьев.

— Четверо. Адаевцы. Подозрительные.

— Без оружия?

— Кто же им позволит среди дня с винтовками ездить? Вьюки у каждого, обрез туда легко поместится.

Выждав некоторое время, они вернулись на дорогу и двинулись дальше. Лыков спросил у молодежи:

— Полагаете, что по нашу душу?

— Все может быть.

— А не мало четверых против нас троих?

— Если нападать из засады, то вполне достаточно.

— С обрезом из засады? — усомнился питерец. — Какая дальность стрельбы у обреза и какая точность? Сомневаюсь, что это те, кто нас ищет. И как устроить засаду на голой местности?

Но подпоручик отверг его сомнения и предположил:

— Они войдут в Урлюктюм и узнают, что мы там ночевали. После чего развернутся и начнут нас преследовать.

— Вполне вероятно, — согласился Ботабай.

Лыков опять возразил:

— С какой стати казаки станут сообщать что-то проезжим иноверцам?

— Те сунут рублевину и все узнают, — ответил сын.

— И как быть?

— Давайте сядем в Железинке на пароход и пару остановок проплывем. А потом сойдем на берег и опять продолжим верхами.

Так и сделали. На их удачу, в поселке с часа на час ждали пароход «Казанец». Он принадлежал Товариществу Западно-Сибирского пароходства и торговли и считался одним из лучших. К берегу пришвартовалось неказистое суденышко, однопалубное и все какое-то обшарпанное. Лыкову, привыкшему к шикарным волжским пароходам, оно показалось жалким. Но выбирать было не из чего. Лошадей затолкали в трюм, сами устроились во втором классе. Отец с сыном сразу пошли в буфет, где угостились водкой и ухой. Ботабай остался караулить вещи и попросил принести ему чаю с каймаком[19] и лепешками.

«Казанец» без остановки миновал Пяторыжский поселок и высадил случайных пассажиров в Бобровском. Здесь берег Иртыша поднимался особенно высоко, и с него открывался панорамный вид. Лошадям требовалось отойти после качки, и всадники задержались здесь на полдня.

Поселок Бобровский имел две улицы и даже собственную винную лавку. Все пространство вокруг него было засеяно хлебом. Колос уже сжали и обмолотили, теперь повсюду дымили овины, сушили зерно. Ганиев ушел выяснять, нет ли в поселке подозрительных чужаков. А сыщик с разведчиком уселись на скамейку на самой круче и заговорили.

— Скажи, почему ты до сих пор подпоручик? Я задал этот вопрос Снесареву, но он ответил, что ты сам объяснишь. Твоего брата еще год назад произвели за отличие. Чем ты хуже? Или чем-то провинился?

— Пожалуй, что так.

— Излагай, пока никого нет.

— Бота все знает, его стесняться нечего.

— Излагай.

Лыков-Нефедьев снял с головы фуражку, словно хотел перекреститься, и начал:

— Это произошло в Памирском отряде, в первый же месяц, как я туда попал.

— А как попал? Ты же служил в Ташкенте, в столице края. И вдруг горы и снега.

— Сам перевелся. Скучно стало.

— А Павлуке, значит, не скучно? — спросил Лыков сварливо.

— Брюшкин пусть сам за себя отвечает, а мне гарнизонная служба не по вкусу. Захотелось сильных ощущений. Я тогда уже сблизился со Снесаревым и от него узнал про Памиры много интересного. Так вот. Я командовал постом, имел в подчинении пятнадцать казаков и урядника. Только-только начал входить в дела, как все случилось. Мы находились в скрытом дозоре и поймали английского офицера.

— Шпиона?