Сережа приблизился к ней, желая обнять, потянулся, но она, видимо понимая его состояние, отступила на шаг.
– У-у, какой хитрый! – блестя глазками и улыбаясь, заметила она.
Было видно, что ей вдруг захотелось покапризничать, загорелось его немного помучить. Опоздала на свидание, но у нее и в мыслях не было попросить у Сережи извинения или просто объясниться, а у него также не возникло мысли, чтобы спросить, почему она опоздала.
– Хочу на лодке покататься, вы не забыли? – спросила она.
– Баркас у берега, – ответил Сережа. Глядя на Юлю, он перестал волноваться. Ему передалось её легкое беззаботное настроение, в котором было под стать красоте наступающей ночи свое, свойственное только юности, очарование.
– Я так и знала. Вы настоящий друг, – сказала Юля, и не оглядываясь на Сережу, зная, что он последует за ней, пошла по узкой тропке. Сережа взял её за руку и пошел рядом по влажной от росы траве.
– А вас тетя не будет ругать?
– За что?
– Что вы из дома ушли не спросясь.
– Не спросясь?
– Да.
– А она и не знает. Я же сплю на веранде. Она засыпает, а я убегаю.
«К ней, между прочим, можно на ночь залезть в окно», – мелькнуло у Сережи в голове.
– А если заметит?
– Скажу, что ходила в кино. Я же уже взрослая.
– Она, выходит, ничего и не подозревает? Вы с ней не говорили обо мне?
– Еще не хватало. Да тетя ничего не поймет.
Увидев лодку, Юля в нерешительности остановилась. Ей приходилось кататься на лодках, в которых могло разместиться сразу несколько человек, а это была всего лишь узкая, метра три с небольшим в длину, сбитая из досок, просмоленная одноместная рыбацкая лодчонка.
– Мы не опрокинемся? Мне купаться совсем не хочется, – заметила она.
– У нас в деревне все лодки такие. Эта еще не протекает, а то бы пришлось вычерпывать банкой со дна воду. Садитесь на среднее сидение. Я сяду на корму.
– Здесь даже есть корма?
– Для рыбалки, чтобы поставить сети или закинуть удочку – это в самый раз. – Сережа оттолкнул лодку с берега в воду и стал искать спрятанное им в траве весло.
– Садитесь, только осторожно. Я лодку держу.
– На середку?
– Да. Держитесь за меня. Я буду грести.
Юля осторожно и неуверенно ступила в лодку, но чуть не поскользнулась и, теряя равновесие, вовремя ухватилась за Сережу, прошла и села на среднее сидение, которое представляло прикрепленную к бортам половую нестроганную доску.
– Как интересно!
Сережа занес левую ногу в лодку, правой оттолкнулся от берега и сел на заднее сидение, где мог поместиться всего один человек.
– Садитесь строго посередине, держитесь руками за борта и не двигайтесь, а то опрокинемся, – предупредил он, но Юля уже наклонилась, зачерпнула ладошкой за бортом воду, и не успел он опомниться, как в него полетели брызги.
Весь её характер сказался в этом простом движении. Юля не умела отдаваться покою в тишине, она стремилась к более полному наслаждению, которое для таких натур, как она, всегда остается недостижимым.
Лодка резко накренилась и зачерпнула бортом.
– Ой! – вскрикнула Юля, и её голос, словно крик ночной птицы, разнесся по сонной реке.
Сережа, балансируя, резко наклонился в другую сторону. Весло выпало у него из рук и упало в воду. Лодка вновь накренилась и зачерпнула другим бортом. По воде кругами пошли крупные волны, зашуршали по камышам, захлюпали, достигнув берега.
– Не шевелись! – вновь перемещая центр тяжести своего тела и выравнивая лодку, выкрикнул он.
Его крик испугал её. Ухватившись руками за борта, она застыла, но от неожиданности её ножки раздвинулись, и Сережа на мгновение увидел треугольничек её светлых трусиков. У него мгновенно возникло пронизывающее все его существо чувственное желание, и он мысленно представил, что было бы, если бы опрокинулась лодка. Тогда бы им пришлось, выжимая мокрую одежду, раздеться.
– Испугалась? – когда все успокоилось, спросил он.
– Нисколечко.
– Хорошо еще, что на дне лодки доска, а то бы замочили ноги.
– Это ты побеспокоился?
– Нет, так было.
– А я думала, ты.
Сережа сделал несколько гребков и лодка, разрезая стекловидную гладь, поплыла.
– Плывите вдоль берега, – попросила Юля.
– Что, боитесь!
– А то нет…
Они заплыли под ветки нависших над водой деревьев. Чтобы насладиться прелестью ночи, он перестал грести. Лодка по инерции проплыла несколько метров и остановилась. Они ухватились за гибкие ветви и замерли. Слышно было только, как с весла капали в воду редкие капли. Иногда из деревни доносились приглушенные звуки, но здесь ночь была глуха и тепла. Лишь раз квакнула лягушка, нежно пиликнула птица, да где-то ухали, перекликаясь, две совы.
Было что-то своеобразное в этой части реки, спокойной, извилистой и такой чуждой всякой суеты. Луна уже поднялась и ярко светила. Камыши поблескивали, а прибрежные деревья, казалось, роняли серебро в воду, темневшую под их ветвями.