Случайная любовь

И в очередной раз Сережа инстинктивно почувствовал, чего же она от него ждет. Его губы коснулись её ножки, сначала одной, потом другой, затем словно он поцелуями её крестил, нежных грудей, животика. Одну руку он просунул под её бедра, а другую под спину и приподнял, удивляясь, какая же она, словно ребенок, хрупкая, легкая, и понес к стогу свежескошенного сена. Одна рука у неё свисла, словно она за что-то хотела зацепиться, а другой она придерживалась за его шею. Голова была запрокинута, волосы свисали, глаза были полузакрыты. Казалось, что она была в прострации, и в это мгновенье жила в каком-то другом, не реальном мире.

Подойдя к стогу, Сережа остановился и, желая убедиться, одни ли они в этом укромном уголке у реки, осмотрелся. Было тихо. Только круглая луна, с улыбкой благословляя, серебрила их мягким светом.

25

Сережа провел рукой по маленьким очертаниям её грудей, наклонился и поцеловал её в губы глубоким настойчивым горячим поцелуем. Её дыхание стало поверхностным, прерывистым, и опять волна чувственности захлестнула его.

Сережа начал вновь её целовать. «Его теплые нежные губы несут неземное блаженство», – думала она, когда он касался уголков её рта, глаз, чувственных аккуратных ушек, шеи. Он целовал её в соски, там, где холмики грудей плавно переходили на грудную клетку, и спускался все ниже и ниже, а когда дошел до пупка, она затрепетала. Это было то самое место, куда тянулись чувственные нити. И он его то целовал, то щекотал языком, то опять целовал, а она изгибалась в любовном экстазе, не находя себе места.

А вот и ножки! Он спустился ниже и стал целовать её пальчики. Поглаживая икры, он поднимался выше и выше, но ножки оставались сомкнутыми. Их следовало бы разомкнуть, но как? Это должна была сделать она.

Он, целуя, поднялся еще выше, к бедрам. А вот и коротенький сарафанчик, который мог помешать, однако Сережа и не заметил, как он, словно сам собой, запрокинулся ей на животик.

А вот и трусики, узенькие, кружевные, беленькие, такие тонкие, что их наверняка можно было бы спрятать у неё в кулачке. Какие, кстати, надеть трусики, чтобы вызвать желание, тоже, что многим невдомек, наука. И она словно знала, что может понравиться или не понравиться Сереже. А он так и представлял, что они обязательно должны быть беленькими. Белый цвет на иконах – цвет невинности, святости и чистоты.

Сережа стал осыпать поцелуями завоеванный участок её тела, но в тоже время он заботился и о её чувствах, отдавая дань её откровению. Но когда его пальчики, осмелев, полезли под резинку трусиков, он почувствовал, что в ней что-то изменилось: она напряглась, её ножки еще крепче сомкнулись.

Маленькая ручка перестала гладить его спину. На своей руке он почувствовал тепло её руки. Ему пришлось остановиться. Он, также как и она, замер. Инстинкт ему еще не подсказал, как же он должен поступать дальше. Но любовный экстаз не прошел, требовал разрешения.

Сережа опять спустился вниз, стал целовать ножки чуть выше стоп, вновь стал поглаживать икры.

Юля расслабилась, она млела, и он робко стал подниматься выше. Вот уже опять бедра, вот животик, но её ручка, словно со сложным секретом замочек, по-прежнему лежала на трусиках.

Подбирая к нему ключик, он стал целовать её ручку, и тут услышал то, что говорит почти каждая девочка, когда она решается, или не решается на «это».

– Я боюсь… – прошептала она.

Сережа приподнялся на руках и посмотрел на неё. При всем смятении, царившем в его душе, он не мог не залюбоваться её освещенным мягким лунным светом лицом, соблазнительными линиями открытой шеи, разметавшимися по сену волосами, полуобнаженной, вызывающей желание хрупкой фигуркой. Вот такой, среди прочего, в лунном свете, соблазнительной и беззащитной, он на много лет и запомнил её.

С её лица взгляд Сережи скользнул вниз на выступающие холмики грудей, на полуприкрытый стан, на держащую трусики ручку. Кровь опять закипела в нем. Скинув рубашку, упираясь на локти, держа свое тело на весу, он стал своей грудью ласкать её груди.

От удовольствия она постанывала, но ручку с трусиков не убирала. И у него вдруг появилось желание коснуться, потереться своей плотью об её ручку. Это было инстинктивное желание, ведь она же была под ним, а ему, хоть он это, может быть, и не осознавал, нужно было разрядиться.

Его «дружок» коснулся её пальчиков, но ему этого оказалось мало. Ему захотелось более тесного сближения. Того же, судя по всему, желала и ручка. Её пальчики, обхватив головку «дружка», скользнули по ней, видимо, желая погладить. Сжались, быстро, словно от огня, тут же разжались и через некоторое время на мгновение опять сжались.

Этого он уже не мог перенести. Сережа, тяжело и часто дыша, словно желая в ней раствориться, прижался к Юле всем телом. Она ощутила всю его приятную, вызывающую в ней истому, тяжесть.

С его стороны последовало несколько пульсирующих движений. Сережа стал тяжело прерывисто дышать и прижал её к себе так сильно, что она уже не могла свободно дышать, тело его в судороге напряглось и, испуская стон, он расслабился.